Ханс Майбаум - Сирия - перекресток путей народовм
— Вот так они и носятся, — мой собеседник смотрит нервно на часы и продолжает, — от Тауэрского моста к Эйфелевой башне, а оттуда к Колизею, потом к Акрополю, а по пути от могилы Христа непременно посещают казино «Ливан» и — к Мертвому морю с заездом в Иерихон. На последние два места запланировано пятьдесят минут, значит, с вычетом времени на дорогу, по двадцать минут на каждое.
Он хлопает в ладоши и загоняет свое пестрое общество в автобус. Уже включен мотор, и я быстро решаю ехать вслед за этими своеобразными туристами.
Всего несколько километров, и транспарант, натянутый поперек улицы, приветствует посетителя: «Welcome to Iericho!» («Добро пожаловать в Иерихон!»). Более резкого контраста, чем контраст между серо-коричневой, почти лишенной растительности, каменистой местностью и сочно-зеленым оазисом, едва ли можно представить. Высокие пальмы растут по обеим сторонам дороги. Мы проезжаем несколько прекрасных вилл. В садах — цветущие кустарники, разнообразные деревья. Красным и золотым отливают финиковые пальмы. Перед современным зданием кино — большая группа эффектно одетых молодых людей. Но автобус не останавливается: 20 минут на Иерихон. Примерно километра два от города — и мы у цели. Проволочный забор огораживает территорию раскопок. Само собой разумеется, путь в далекие тысячелетия не бесплатный. Я покупаю себе билет; у дам все оплачено заранее. Прихрамывая, опираясь на костыль, подходит сторож. Гид еще быстрее говорит заученное: «Самый древний город в мире… знаменитые стены Иерихона… упоминаются в Библии… разрушен звуками…» Показывая некоторые валы и рвы, предупреждает, чтобы не подходили слишком близко к выкопанным археологами траншеям.
По туристок сдержать уже невозможно. Они растекаются по всей территории раскопок. Счастье, что в особенно опасных местах натянуты канаты, предупреждающие полет в прошлое. В некоторых шахтах посетителю разрешается спуститься по ступенькам в глубину. Самые храбрые не отказываются и от этого — все-таки оплачено. Беспрестанно щелкают фотоаппараты. «Ten thousand years ago!» («Десять тысяч лет назад!»), «It’s wonderful is n’t?» («Удивительно, не правда ли?») — слышу восторженные возгласы.
Пытаюсь вмешаться и сказать обладательнице восхитительной пестрой шляпки, что она стоит перед стеной, относящейся к первой половине II тысячелетия до н. э., а вал VIII тысячелетия находится в противоположном углу территории раскопок, но возбужденная женщина не дает мне говорить. Она жадно хватается за возможность поделиться с кем-нибудь, кто не относится к обществу туристок, своими впечатлениями о мире и обрушивает на меня бурный поток восторженных восклицаний, из которых я, к сожалению, не понял и половины. Только одно мне было ясно: здесь говорит тот, кто, уж конечно, знает мир! Англичане очень милы: их легко понять. Французы, наоборот, давно уже не так галантны, как утверждают: они говорят на очень смешном языке, а их Эйфелева башня нисколько не выше, чем Эмпайр Стэйт Билдинг. Вот в Италии ей понравилось гораздо больше, особенно город, где ездят не в автомобилях, а в гондолах. Мадам не сразу вспоминает название города, и я прихожу на помощь ее памяти. Под конец падающую башню в Пнзе она перемещает в Неаполь, а Везувий — в Сицилию, и я перестаю исправлять такие мелочи. Опустив глаза и покраснев, она сообщает, что, собственно говоря, в арабские страны она не хотела ехать, потому что слышала, будто здесь крадут женщин и увозят их в пустыню, в гаремы шейхов. Я уже не помню, успокоил ее мой ответ или разочаровал.
Гид снова хлопает в ладоши, смотрит на часы и приглашает ехать дальше. А я все еще не сказал моей собеседнице, что она так и не увидела самые древние в истории человечества стены. Ну да ладно, она, впрочем, как и ее спутницы, к концу путешествия по свету все так перепутает, что ей будет не до этих каких-то двух тысячелетий.
Когда автобус отъехал, я возвратился к месту раскопок, к руинам, немым свидетелям далекого прошлого. Можно легко различить стену вала с вырубленным в скале рвом в 9 метров шириной и 3 — глубиной. Полностью откопана башня. Я сажусь на краю траншеи и предлагаю хромому сторожу сигарету. Тот садится рядом со мной и закуривает. Беседуем на английском. Он был солдатом в Арабском легионе при Глабб-паше, а ногу ему прострелили в 1949 году во время первой арабо-израильской войны. Словно угадав мои мысли, он показывает на мощные крепостные сооружения, которые говорят о том, что жители этих ранних поселений тоже не чувствовали себя в безопасности. Сторож рассказывает, что во время раскопок были найдены даже останки убитых. Поселение было завоевано, вероятно, в VII тысячелетии — так думают археологи. «Война и снова война, уже десять тысяч лет!» — горестно говорит он и стучит костылем по своей деревянной ноге. Мы оба не подозреваем, что в этот момент полным ходом идет подготовка Израиля к нападению на соседние арабские государства и через каких-нибудь три недели война принесет новые страдания в долину Иордана.
Приглашает царь
И снова прошли тысячелетия. Вероятно, в VII тысячелетии люди научились использовать металл, выплавлять из руды медь и обрабатывать ее. Почти в то же время возникло искусство обработки глины — керамика; обожженные глиняные сосуды вытеснили каменные, деревянные и кожаные.
С ростом эффективности труда человек мог уже производить больше, чем ему было необходимо для личного потребления. Возникло разделение труда, и появилась возможность жить за счет эксплуатации рабочей силы других. В результате этой эволюции в VI тысячелетии существовавший ранее общественный порядок, основывавшийся на правилах совместной жизни равноправных членов племени, постепенно сменился другим — образовались классы. Все более прогрессирующее общественное разделение труда привело к развитию самостоятельных ремесел. На месте первых станов возникли поселения, потом города, распространившие свое влияние на большие территории. Особенно успешно этот процесс проходил в долинах крупных рек, таких, например, как Евфрат, Тигр и Нил, где уже в VI тысячелетии плодородие земель было значительно повышено с помощью хитроумной системы каналов. Такие значительные строительные мероприятия требовали строгой системы организации труда, которую можно было осуществить только посредством сильной центральной власти.
В конце IV тысячелетия развитие классового общества завершилось образованием государства. Слава шумерских городов-государств, таких, как Урук, Ур, Лагаш в Южной Месопотамии, ставших носителями самой передовой культуры своего времени, дошла до наших дней. Шумеры создали одно из величайших достижений человеческого гения: на рубеже IV и III тысячелетий им удалось передать человеческую речь с помощью знаков и, таким образом, создать систему письма. Но и оно не было результатом внезапного вдохновения. Развитию письма предшествовал длительный процесс, начавшийся с изображения предметов и затем через этап развития письма, при котором вместо рисунков предметов конкретные понятия выражались посредством ряда знаков-символов этих предметов, приведший наконец к определенной ступени, когда знак уже больше не был связан с конкретными предметами и тем самым мог применяться и для обозначения абстрактных понятий.
