Уильям Голдинг - Повелитель мух
— Ну ладно. Кто хочет, чтобы вождем был Джек?
Хористы обреченно подняли руки.
— Кто за меня?
Все, кроме хористов и Хрюшки, подняли руки. Затем и Хрюшка нехотя поднял руку. Ральф считал.
— Тогда, значит, вождь — я.
Собрание взорвалось аплодисментами. Даже хористы аплодировали, и Джек от обиды покраснел так, что его веснушки исчезли. Он вскочил, передумал, сел, а воздух все звенел от криков. Ральф смотрел на него, горя желанием что-нибудь предложить взамен.
— Хор, конечно, останется за тобой.
— Они будут нашей армией…
— Нет, охотниками…
— Пусть они будут…
На лице Джека снова выступили веснушки. Ральф помахал рукой, требуя тишины.
— Джек командует хористами. Они у нас будут… кем ты хочешь, чтобы они были?
— Охотниками.
Джек и Ральф в застенчивой признательности улыбнулись друг другу. И сразу все заговорили наперебой. Джек встал.
— Хор! Снять тоги!
Хористы, как по школьному звонку, повскакали со своих мест, затараторили и побросали в кучу свои плащи. Джек положил плащ на ствол рядом с Ральфом.
Ральф улыбнулся и, добиваясь тишины, поднял раковину.
— Слушайте все! Мне нужно время, чтобы подумать. Я не могу так сразу решить, что делать. Если это не остров — мы спасены. Так что сперва нужно узнать, остров это или нет. Пусть все останутся здесь, ждут и никуда не уходят. Трое — пойдет больше, мы не будем знать, кто где, и потеряем друга друга — трое из нас пойдут в экспедицию и все узнают. Пойду я, Джек и… и… — Со всех сторон на него смотрели томящиеся лица. — … и Саймон.
Вокруг Саймона захихикали, и он встал, тоже чуть посмеиваясь. Теперь, когда обморочная бледность сошла с ело лица, это был живой мальчуган, худенький, смотревший из-под шапки черных волос, прямых и жестких, нависших на лоб. Он кивнул Ральфу.
— Я пойду.
— И я…
Джек выхватил из-за спины большой нож и вонзил его в ствол. Голоса загудели и сразу стихли. Хрюшка пошевелился.
— И я пойду.
Ральф обернулся к нему:
— Для такого дела ты не годишься.
— И все равно…
— Ты нам не нужен, — отрезал Джек. — Хватит и троих.
Хрюшкины очки засверкали.
— Я был с ним, когда он нашел раковину. Я был с ним, когда вас еще никого не было.
Никто на это не обратил внимания. Все стали расходиться. Ральф, Джек и Саймон спрыгнули с платформы и пошли по песку вдоль купального бассейна. Хрюшка тащился следом.
— Саймон, — сказал Ральф, — ты иди между нами, тогда мы сможем разговаривать через тебя.
Они зашагали в ногу. Это означало, что время от времени Саймону приходилось делать двойной шаг, чтобы не отстать. Наконец Ральф остановился и повернулся к Хрюшке.
— Ну что? — Джек и Саймон притворились, что ничего не видят. — Тебе же нельзя с нами.
Хрюшкины очки увлажнились от обиды.
Рисунки С. ПРУСОВА
— Все-таки сказал… А я же просил тебя… — Его лицо горело, губы дрожали. — Я же просил тебя не говорить…
— Что ты мелешь? О чем ты?
— Все о том же. Я ведь сказал, мне все равно, лишь бы Хрюшкой не называли, а ты…
Они оба притихли. Ральф посмотрел на Хрюшку более сочувственно и увидел, до чего тот был обижен и подавлен. Он раздумывал, извиниться ли ему или и дальше изводить Хрюшку.
— Уж лучше быть Хрюшкой, чем Жирнягой, — сказал он, наконец, с прямотой подлинного вождя. — Ладно, прости, если ты так переживаешь. А теперь, Хрюшка, ступай обратно и займись именами. Это твое задание. И будь здоров.
Он повернулся и побежал за остальными. Хрюшка стоял, и жгучий румянец медленно остывал на его щеках.
Троица проворно шагала по берегу. Был отлив, и полоса пляжа, выстланная водорослями, стала твердой, как дорога. Во всей этой сцене и в самих ребятах было что-то романтическое, и они, сознавая это, чувствовали себя счастливыми. Они то и дело поворачивались друг к другу, взволнованно смеялись и болтали взахлеб. Вокруг все сверкало. Ральф, не в силах выразить свой восторг, встал на голову и перевернулся. Когда они отсмеялись, Саймон нежно погладил его по руке, и они снова засмеялись.
— Давай, давай, пошли, — сказал Джек. — Мы — исследователи.
— Нужно дойти до этого конца острова, — сказал Ральф, — и посмотреть, что там за углом.
— Если это остров…
Теперь, когда день пошел на убыль, миражи понемногу оседали. Ребята обнаружили, что с этой стороны остров уходил в море острым мысом. В беспорядке громоздились квадратные, как и повсюду, глыбы, и уже в лагуне высилась еще одна скала. Там гнездились морские птицы.
— Как глазурь на розовом торте, — заметил Ральф.
— Дальше не пойдем, — сказал Джек. — И за угол нам не заглянуть, потому что его и нет. Берег чуть изгибается, и все. А идти там трудно: скалы одни…
Ральф прикрыл глаза ладонью и, все выше задирая голову, окинул взглядом скалистую вершину. Отсюда до горы было ближе, чем от любой другой точки пляжа, где они успели пройти.
— Здесь и попробуем взобраться на гору, — сказал Ральф. — Я думаю, это самый легкий путь. Меньше зарослей проклятых, больше розовых скал. Пошли.
И они начали карабкаться вверх. Какая-то неведомая сила выворотила эти кубы и разбросала их так, что они лежали вкривь и вкось, наваленные друг на друга. Розовый утес обычно подпирал перекошенную глыбу, та — другую, поменьше, и так снова и снова, пока все это сооружение не завершалось шаткой грудой розовых камней, пронзивших хитросплетения лиан. Там, где розовый гранит выходил прямо из земли, к скалам, огибая их, жались узкие тропинки. Мальчики пробирались по ним боком, лицом к скале.
— Кто проложил эту тропинку? — Джек остановился, вытирая пот. Запыхавшийся Ральф стал рядом. — Люди?
Джек покачал головой:
— Животные.
Ральф уставился в густой мрак под деревьями. Заросли чуть заметно подрагивали.
Крутые витки тропинок давались ребятам без труда; туго им приходилось изредка, когда они пробирались через заросли, чтобы выйти на очередную тропинку. Здесь корни и стебли ползучих растений сплетались, словно пряжа, и ребята должны были, как гибкие иглы, продеваться в ее петли. Единственным ориентиром Для них был подъем склона: лишь бы следующий лаз, как бы его ни опутывали канаты лиан, находился выше предыдущего.
И они поднимались. В самую трудную минуту, когда они, казалось, были наглухо замурованы в зеленой гуще, Ральф обернулся и посмотрел сияющими глазами.
— Сила!.. Блеск!.. Классно!..
Трудно было понять, чему они радовались. Все трое вспотели, перемазались и изнемогали от усталости. Ральф был жестоко исцарапан. Туннели между лианами стали такими узкими, что в них едва можно было протиснуться. Ральф громко крикнул, и мальчики прислушались к приглушенным раскатам эха.
