Михаил Озеров - От Гринвича до экватора
Неожиданно на площади появилась необычная процессия — босые люди в красных набедренных повязках. Они шли молча, без единого возгласа, с непроницаемыми лицами — как полагается охотникам. Это были ведды.
Весть о том, что торжества по случаю Первомая возобновляются, достигла и джунглей. Вожди общин собрались на чрезвычайный совет. Решение их было единодушным: мы — тоже граждане Шри Ланки, поэтому будем участвовать в демонстрации. В общинах выбрали самых красивых юношей. Женщины сшили для них праздничные набедренные повязки. Посланцев аборигенов на предоставленных властями автобусах отвезли в Коломбо.
Многие из веддов в тот день впервые покинули лес. А в столице раньше были лишь двое.
От общины Апиуэле делегировали Комуа. У этого ведда трое детей. Когда я был в племени, я угостил его старшего четырехлетнего сына конфетой «Мишка косолапый». Малыш никогда не видел конфет, и я знаками показал, что ее надо развернуть и съесть. Мальчик несмело протянул руку, схватил «Мишку» и убежал.
Позже я застал его горько плачущим. Оказывается, Комуа отобрал у сына конфету.
— Я тоже люблю сладкое, — заявил он.
Глядя на этих голых, взъерошенных, с вечно шмыгающими носами мальчишек и девчонок, которые на первых порах прятались от «белого человека», а потом настолько привыкли, что стали дружно выстраиваться перед объективом фотоаппарата, требуя, чтобы их снимали, я думал о встрече на другом конце земли.
Косистый. Не ищите на карте это название. В поселке на Таймыре, как и в общине веддов, полсотни жителей и несколько домиков — только деревянных.
Выхожу из самолета. На утрамбованной в снегу тропинке, ведущей от аэродрома к поселку, — группа мальчиков и девочек. Они в меховых унтах, теплых шапках с опущенными ушами, с портфелями и сумками в руках. За спинами привязан непонятный предмет. Что это? Эрча, объяснили мне, разновидность санок. Эрча в этих краях — практически единственный вид спорта: на коньках не покатаешься — все занесено снегом, а на лыжах долго не выдержать — слишком холодно.
Ребята засыпают меня вопросами: кто такой? Откуда приехал? Надолго ли? Потом наступает моя очередь спрашивать. И я узнаю, что в маленьком поселке есть школа-интернат. В ней живут и учатся дети долган[14] со всего района. На летние каникулы самолеты развозят школьников по домам, а к началу учебного года доставляют назад в поселок.
В самых глухих районах нашего Заполярья существуют такие интернаты. Их выпускники могут прямо в своей школе сдавать экзамены в вуз: московский, ленинградский, якутский — в любой, куда хотят поступить. Результаты экзаменов сообщаются в институт, и если абитуриент проходит по конкурсу, он уезжает учиться.
Среди выпускников северных школ есть широко известные люди. Например, Гавриил Николаевич Ефремов. В тридцать лет он стал директором заполярного совхоза «Нижнеколымский».
Когда разговор зашел о его жизни, Ефремов стал особенно немногословным:
— Родился на юге Якутии. В семье было девять детей. Но я помню троих. Остальные, что постарше, умерли. После смерти родителей остался один с младшими братишками. Пас скот. Затем учился в интернате. Оттуда меня послали в Якутский университет.
У Ефремова громадная «вотчина» — в два с половиной раза больше территории Бельгии. В совхозе охотятся на песцов, горностаев, росомах. Но основное богатство — олени, тридцать пять тысяч голов.
Ефремов по национальности эвенк. Его народ, как и другие коренные жители Севера — долгане, чукчи, нанайцы, ненцы, ханты, коряки, в прошлые века неуклонно вымирал. Вымирал от голода, болезней, нищеты, жестокой эксплуатации. Их спасла Советская власть. И уроженцы Севера не только выжили — они встали на ноги, окрепли. Некоторые народности насчитывают две-три тысячи, другие, скажем юкагиры, всего 450 человек, но у каждой свои традиции и обычаи, своя литература.
Кто не знает у нас юкагира Семена Курилова! Писатель вырос в тордохе — жилье из оленьих шкур. Его родители вместе с другими юкагирами кочевали по тундре. Курилов пас оленей, охотился на волков. Позже получил образование, работал секретарем сельсовета, счетоводом, заведующим избой-читальней, инспектором рыбоохраны, корреспондентом районной газеты. В шестидесятом году взялся за первый роман. Спустя восемь лет книга о юкагирах «Ханидо и Халера» («Орленок и чайка») была выпущена и стала событием. Потом появились новые романы, повести и новеллы, рассказы.
О народах Севера, о Курилове и Ефремове я рассказал в Коломбо, в Совете по национальным меньшинствам.
Совет создан при кабинете министров, в уставе записано, что одна из его целей — «улучшить условия жизни веддов, обеспечив их развитие как самостоятельного народа».
Аборигенов снабжают лекарствами, в первую очередь от малярии. Над глухими зарослями находят дорогу вертолеты. Они доставляют врачей, агрономов, которые помогают племенам налаживать жизнь. Каждому ведду бесплатно выдается рис.
В далекое прошлое ушло то время, когда бытовала поговорка: «Берегись змей и веддов, те и другие — настоящие дьяволы джунглей». Да, веддов осталось мало, да, и по сей день они кое в чем стоят особняком от других островитян: не просто залечить раны, нанесенные за тысячелетия. Однако гонимый и притесняемый прежде народ все больше втягивается в общую жизнь.
Новый год в компании… слонов
— Давайте встретим Новый год со слонами в джунглях, — предложили друзья из Коломбо.
Неожиданная и заманчивая идея! Неожиданная потому, что Новый год непременно ассоциируется у меня с елкой, украшенной игрушками, с выстрелами шампанского, с загадыванием желания в тот самый миг, когда часы на Спасской башне бьют двенадцать раз. Этот праздник проводишь обычно в кругу близких людей, с которыми чувствуешь себя свободно и весело и можешь откровенно поговорить об итогах прожитого года, о том, чего ждешь от нового.
Но разве откажешься от такого предложения?!
И мы отправились в путь. Он предстоял неблизкий — до деревни Аругамбей на юго-востоке страны. Пока «фольксваген», который вел один из ланкийцев, пересекал остров, у меня было время воскресить в памяти сведения о животном мире «Прекрасной земли».
Кое-что я узнал еще в заповеднике Рухуна.
У массивных ворот заповедника путешественников встречают перекрещенные кости и череп слона. Под ними надпись: «Из машины не выходить». С этим грозным предупреждением явно не ознакомились обитатели парка. Многие при виде нашего автомобиля бросаются наутек. Быстро улепетывают зайцы. Ловко карабкаются на деревья обезьянки — маленькие, рыжие, с морщинистыми мордочками. Взлетают павлины, пряча роскошные, царственно распущенные хвосты. Олени, красивые, грациозные, светло-коричневые, с опаской поглядывая на нас, отходят в чащу леса. Лишь мускулистые буйволы стоят неподвижно, не проявляя интереса к машине, да крокодил продолжает невозмутимо греться на солнышке у пруда. У его широко разинутой пасти прыгают птицы, а он не шевелится.
