Виталий Волович - На грани риска

Она долго держала руку Валерия в своей, вглядываясь в его лицо.

Мы поднялись на второй этаж и вошли в кабинет. Скромная обстановка. На стене в рамке портрет Ленина. На небольшой тумбочке рядом со столом, покрытым зеленым сукном, стояло несколько телефонов.

– Ну что ж, попробуем позвонить? - спросил Быковский, усаживаясь в кресло. Он поднял трубку: - Девушка, говорит космонавт Быковский. Вы не можете соединить меня с Москвой?

Трубка ахнула девичьим голосом.

– Одну минуточку подождите, сейчас вызову.

Прошло буквально несколько секунд.

– Товарищ космонавт, Москва на проводе...

Быстро бегут годы. Новые и новые корабли бороздят безмолвную космическую пустыню.

...И вот на старте "Союз-9".

Темнело. Холодный порывистый ветер гнал по небу густые облака. Неподалеку виднелись цепочки желтых фонарей. По невидимой дороге бежали огоньки автомашин.

Мы переговариваемся вполголоса, прикрывая от ветра горящие сигареты. До чего же томительны эти минуты ожидания. И вдруг вспыхнули прожекторы. Их голубоватые лучи, словно шпаги, перекрестились в пространстве, вырвав из темноты гигантскую ракету. Пронизанная светом, она стояла словно гигантский обелиск. Медленно отошли руки-шланги. Легкий синеватый пар вился у подножия.

Откуда-то из-под земли доносился легкий гул. Он, нарастая, перешел в оглушительный грохот. Густые клубы дыма, пронизанные отблеском пламени, окутали подножие ракеты, и ночь отступила. Ослепительный свет залил окрестные поля. И вдруг над землей появился огненный шар. Казалось, солнце, изменив свой извечный путь, возвратилось в ночь. Медленно, превозмогая объятия земного тяготения, ракета поднимается выше и выше, унося с собой огненный смерч. Вот она поднялась над космодромом. Выше, выше... Как-то не укладывается в голове, что там, на ее вершине, прижатые к креслам огромной перегрузкой, сидят два сына Земли, два мужественных человека, для которых подвиг стал работой...

Запылали охваченные пламенем облака. Еще секунда, другая, и ракета исчезла в их густой пелене. Для множества людей - инженеров, конструкторов, врачей наступили дни напряженной работы и тревожного ожидания. Ведь еще никогда доселе человек не жил в невесомости так долго. Как перенесет организм ее воздействие? Но приборы, следившие за состоянием здоровья космонавтов, посылали успокоительную информацию.

Посадка "Союза" была назначена на утро 19 августа. С рассветом в воздух поднялись вертолеты поисково-спасательной службы. Наш Ми-6 минута в минуту вышел в район ожидаемого приземления. Все участники поисковой группы приникли к иллюминаторам. Каждый мечтал первым обнаружить спускающийся на парашютах космический корабль.

– Смотрите, вот они. Вон там, рядом с облачком, - раздается чей-то радостный крик.

На голубом фоне неба отчетливо видны ярко-оранжевые купола парашютов, бережно несущих к земле серебристое тело "Союза-9". Корабль садится в центре огромного поля.

Взметнулись над землей клубы фиолетового дыма - это сработали двигатели мягкой посадки. Словно ярко-оранжевые лепестки сказочного цветка, тихо ложатся на пахоту купола парашютов.

Три поисковых вертолета садятся неподалеку от космического корабля.

У всех одна мысль: как там наши ребята? Вот открыт люк. Все в порядке. Космонавты здоровы и уже принялись упаковывать свой космический багаж. Доктора в белых халатах склоняются над обрезом люка. Нет, их помощь не требуется.

Наконец из люка поднимается Андриян Николаев. Я пристально всматриваюсь в его лицо. Он такой же, как после первого полета, только немного побледнел и осунулся. Мы бережно помогаем ему выбраться из кабины. Коснувшись ногами земли, он сделал шаг, отстранив держащих его людей, но пошатнулся.

– Что-то ноги плохо держат, ватные какие-то, словно и не мои. Лучше я прилягу. - Николаев лег на носилки, тяжело дыша.

Да, нелегки были эти первые шаги по земле с ее притяжением, от которого отвыкли мышцы и сердце за две с половиной недели жизни в космосе.

Правда, в полете и он, и Севастьянов регулярно занимались физическими упражнениями. Каждое такое упражнение давало космонавтам как бы "заряд энергии" на весь день. Но и этого, видимо, оказалось недостаточно, чтобы защитно-приспособительные механизмы оказались в силах обеспечить равновесие организма с земной средой, ее силой тяжести.

Я присел рядом с Николаевым: надо подсчитать пульс. Но Андриян вдруг приподнялся, отвел мою руку и сам стал считать удары сердца. Лицо его еще больше побледнело. Но он довел дело до конца и, откинувшись на подушку, негромко сказал: "Сто двадцать. Частит". Потом помолчал, добавил: "Голова вдруг закружилась".

Я помнил нашу первую встречу после полета "Востока", его оживленный, хотя и сдержанный рассказ, энергию и активность. Но сегодня он был молчалив, и его осунувшееся лицо выражало огромную усталость.

А вот и Севастьянов выбирается из корабля. Хотя природный юмор и сейчас не изменяет ему, но утомление сказывается в каждой фразе, в каждом жесте. Космонавтов переносят на вертолет, стоящий неподалеку. Инженеры занялись своим делом. А вокруг корабля все стоит, не желая расходиться, шумная, восторженная толпа местных жителей.

НА ГРАНИ РИСКА (документальная повесть)

...Между исследователем, который производит свои опыты в лаборатории, и тем, который изучает явление в природе, существует большая разница.

Первый имеет возможность выбирать условия, может последовательно проследить отдельное явление и из ряда наблюдении вывести свои заключения.

Второй непосредственно наблюдает сложные опыты, которые производит сама природа, и пытается постигнуть их при помощи первоначальных законов, установленных лабораторными опытами.

Оба движимы одним и тем же стремлением постигнуть природу, но в то время, как один имеет возможность получать ответы на интересующие его вопросы посредством лабораторного труда, другому иногда приходится целыми годами накоплять наблюдения, пребывая в самых труднодоступных местах земли, чтобы подвинуться на какой-нибудь шаг к постижению сущности явлений и связи между ними.

Главное то, что станция СП-2 работала,

по существу, в военной обстановке,

коль скоро иметь в виду трудности,

прямой риск для жизни и условия

секретности. Ведь если справедлива

поговорка: "На миру и смерть красна!",

к участникам дрейфа она не имела