Герберт Тихи - Чо-Ойю – Милость богов
Рельеф здесь абсолютно безопасный, и я мог бы идти один. Мне хотелось сказать Гиальцену: «Иди вперед и жди меня у ледопада».
Но сказать этого я не мог. Если я шатался, Гиальцен меня тут же поддерживал, но если я делал несколько нормальных шагов и поворачивался к нему, он делал вид, что вообще меня не замечает. Со смущением он старался показать, что очень устал, и виновато смотрел мимо меня. Создавалось впечатление, что он был бесконечно благодарен мне за то, что я вытаптываю в глубоком снегу хорошие следы и защищаю его от ветра своим телом. Кроме того, он хотел создать впечатление, что стыдится своей слабости.
Но Гиальцен – плохой артист. Ему слишком трудно было согласовывать железную хватку своих рук, когда он меня поддерживал, с выражением усталости и скуки на своем лице, когда я к нему поворачивался. Но он трогательно старался играть роль.
У начала ледопада нас ждали Сепп и Анг Ньима. Гиальцен еще раз сделал попытку показаться причиной нашей задержки. Он шатался, и у обоих, безусловно, должно было создаться впечатление, что мне стоит большого труда привести сюда Гиальцена.
Горы кружились у меня перед глазами. Я боялся идти через ледопад без веревки. Правда, здесь были веревочные перила, которые Пазанг, Аджиба и я укрепили две недели тому назад. Перила, конечно, внесли определенный вклад в наш успех, но сейчас для меня они были абсолютно бесполезны. Я не мог согнуть пальцы так, чтобы зажать ими веревку. Я чувствовал, что не в состоянии самостоятельно пройти через ледопад и, видя внимание со стороны трех моих спутников, стыдился признаться в своей слабости. У меня иссякли силы, окружающий мир потерял для меня отчетливые формы – превратился во вращающийся круг – и я не мог видеть ступени спуска.
Возможно, систематические уколы и большое количество принятых медикаментов ослабили меня, возможно, причиной были сильные боли, жгущие меня, как огонь, а может быть, я просто не рассчитал своих сил. Я совершенно ослабел, и заботы моих спутников поддерживали меня, как нежные, любящие руки. Я мог им отдаться и чувствовать себя в безопасности.
Анг Ньима и Гиальцен обвязали вокруг моей груди веревку, Сепп шел впереди без страховки для того, чтобы помогать мне.
Руки Сеппа показывали мне ступени, куда нужно было ставить кошки. Веревка, страхующая меня, плавно шла со мной, но все же была настолько натянута, что можно было немедленно остановить меня в случае срыва.
У подножья сброса стояли два швейцарца и наблюдали за нами. Их лагерь был установлен рядом с нашим лагерем III.
В начале спуска все шло хорошо. Вдруг Анг Ньима и Гиальцен приостановили подачу веревки. Возможно, что веревка просто зацепилась. Обоих страхующих я не видел за изгибом льда, и веревка спускалась ко мне как бы из серого неба. Веревка придавала мне уверенность и создавала чувство безопасности, однако в данный момент она приостановила свое движение и держала меня на середине спуска.
Сколько я не кричал наверх, чтобы мне дали больше веревки – все было безуспешно. Я пытался весом своего тела ослабить натяжение веревки, однако она только сильнее затягивала мне грудь и поднимала штормовку и куртку. Холодный ветер пронизывал мое ослабевшее тело. Мое положение было не опасным, но достаточно смешным.
Сепп, возможно вспоминая страшные часы, проведенные им здесь, когда он хотел выйти к нам на помощь в лагерь III, стоял ниже и успокаивал меня. Надо мной, за изгибом сброса стояли Анг Ньима и Гиальцен; они были убеждены, что удержали меня от срыва. Я же был жалким центром внимания трех преданных друзей, у которых, видимо, силы, как и у меня, были на исходе.
В этот момент меня снова охватило счастливое раздвоенное чувство, какое было на вершине. Оно позволило забыть опасность и направило мысли по другому руслу.
Вдруг я услышал голос Юлиуса Патцака: «Возвращайтесь победителями… возвращайтесь победителями!»
В эти недели я не думал о его «Книге с семью печатями», где была эта фраза. Но сейчас, когда я, как беспомощный паяц, висел на ледовой стене, эта победная фраза не выходила у меня из головы.
Противоречие между моим собственным положением и многообещающей фразой «возвращайтесь победителями» заставило меня громко рассмеяться. Сепп смотрел на меня недоумевающе и подозрительно – не сошел ли я с ума?
– Мое положение слишком смешное, – успокоил я его.
Веревка ослабела. Я почувствовал, что вновь могу спускаться. Склон стал более пологим, и я мог уже идти без веревки. Осталось несколько минут ходьбы до нашей пещеры. Навстречу нам бежали две круглые фигуры шерпов в пуховых одеждах. Они уже узнали от Пазанга, что мы были на вершине. Сначала они поздоровались с идущим впереди Сеппом, потом со стремительностью пушечных ядер бросились ко мне и, чуть не свалив меня в снег, начали обнимать. Они были очень небольшого роста, так что их лица едва достигали моей груди.
С радостью и искренней любовью они прижимались ко мне. «Сагиб, Чо-Ойю!» – снова и снова повторяли они. По их сияющим от радости лицам текли слезы. Они сняли с моих плеч легкий рюкзак и последние сто метров, которые остались до пещеры, вели меня под руки.
Когда мы проходили мимо лагеря швейцарцев, которые следили за нашим плачевным спуском, доктор Лохматтер и Вертолет с искренней радостью пожали нам руки, и натянутые отношения между нами были забыты. Лохматтер обещал прийти в нашу пещеру и осмотреть мои руки. Когда знаешь, что рядом находится квалифицированный врач, это действует успокаивающе.
Снова мы были в пещере, где с такой боязнью ожидали своей судьбы. Теперь, после победы, она стала для нас как бы родным домом – теплым и надежным.
Гельмут спускался последним. Шерпы бросились к нему навстречу и помогли спуститься через ледяной сброс. Даже без своего вождя Пазанга, который, наверное, уже был в лагере I, они хорошо знали, что им делать, и не нуждались в указаниях.
Я думаю, редкая экспедиция могла похвастаться такой бескорыстной и честной работой шерпов.
Мы планировали, что все спустимся в лагерь I. Но я почувствовал, что без длительного отдыха не выдержу спуска по длинному гребню и осыпям. Я предложил всем спуститься, а сам решил остаться здесь с одним шерпом на ночь.
Но все шерпы, Гельмут и Сепп предпочли заночевать со мной в пещере. Возможно, они тоже устали, возможно, они испытывали просто сентиментальные чувства к ледяным стенам нашего приюта, возможно, они остались из чувства товарищества, – я не знаю, но я был очень рад, что мы остаемся вместе.
Доктор Лохматтер вполз по узкому проходу к нам в пещеру. Он принес медикаменты, чтобы помочь мне. Осмотрев мои руки, он сказал, что необходимость в ампутации отпала, если, конечно, не будет загноения, что в этом чистом воздухе практически редко бывает.
