Адельберт Шамиссо - Путешествие вокруг света
Печальное зрелище являла собой эта западная часть цепи. Ближайшие к нам острова были пустынны и лишены пресной воды, но человек оставил здесь свой след, и недавно посаженная кокосовая пальма свидетельствовала о его заботливой деятельности. И что же? Трудно предсказать все, что может произойти в маленьком корабельном мирке. Однажды наш придурковатый повар отправился к посадкам — этой надежде будущих поколений,— чтобы приготовить овощное блюдо к нашему столу. Нет нужды говорить, что подобное больше не повторялось.
На четвертом острове (считая с запада) около ямы с водой стояли соломенные навесы на низких столбах; мы решили, что они, видимо, служили островитянам кровом во время кратковременного посещения этой местности. Кроме кокосовой пальмы там было посажено хлебное дерево. 6 января к острову подошла лодка, потом она отчалила: сидевшие в ней решили наблюдать за нами на расстоянии. Не удалось даже подозвать этих людей к себе — при виде шлюпки, в которой мы поплыли им навстречу, они обратились в бегство. Островитяне бросили нам фрукты, а потом пригласили к себе на остров; с таким поведением мы уже сталкивались в прошлом году в открытом море у Удирика [Утирик].
На следующий день эта лодка показалась снова, и мы последовали за ней. Завидя нас, женщины отошли к зарослям. Мужчин вначале было немного; держа в руках зеленые ветки, они нерешительно двинулись нам навстречу; мы тоже несли ветки; прозвучало уже не раз слышанное мирное приветствие: «Эйдара!» Мы ответили тем же. Против нас, внушавших страх чужестранцев, они не держали наготове оружия. После первых дружеских контактов подошли и другие мужчины, позвали женщин. Люди показались нам веселыми, дружелюбными, скромными, щедрыми, некорыстолюбивыми. Мужчины и женщины предлагали все свои украшения — изящные ожерелья из раковин и цветочные гирлянды, и это скорее походило на милое проявление любви, чем на простое одаривание.
На другой день капитан сам поехал на этот остров, но уже не застал там наших друзей. Очевидно, они покинули его, чтобы оповестить всех о наших мирных намерениях.
Из тех животных, которых мы взяли на борт в Ваху, осталось еще несколько коз. Капитан Коцебу привез их на остров, и сначала они наводили ужас на вернувшихся к тому времени островитян. У нас были благие намерения развести этих полезных животных на Радаке, но никто не обратил внимания на то, что в маленьком стаде находился один козел (хотелось думать, не единственный), который, замечу я, horribile dictu! (страшно сказать!), был кастрирован. То ли от стыда, что не в состоянии выполнять свои обязанности, то ли от яда или от болезни он околел, и на следующий день его раздувшийся труп был найден на берегу. Кроме коз на острове оставили петуха и курицу, которые вскоре устроились в одном из жилищ. Позднее мы узнали, что куры издавна водились на этих коралловых островах. Наконец, были посажены и посеяны некоторые растения, оставлены подарки.
Назавтра Хромченко обнаружил, что на острове уже не те люди, с которыми мы подружились вначале. Во время отлива островитяне вдоль рифов отправились на более отдаленные острова. Хромченко приняли и ухаживали за ним весьма заботливо. Подарки лежали нетронутыми там, где мы их положили. Он их раздал, и это всех очень обрадовало. Но козы наводили на островитян ужас.
10 января лейтенанта Шишмарева послали на баркасе на рекогносцировку. Ему мешал сильный ветер. Он увидел лишь необитаемые острова и вечером вернулся обратно. 12-го мы отплыли, но погода была неблагоприятной, и нам скоро пришлось вернуться на прежнюю стоянку.
14-го капитан, офицер и пассажиры предприняли на шлюпках вторую поездку вдоль цепи островов.
К козьему острову пристала лодка с островитянами, и, когда мы проезжали мимо, они звали нас к себе, прельщая фруктами и другими подарками. На следующем, расположенном к востоку острове, где мы переночевали, 15 января утром нам нанес первый визит Рарик, вождь этой группы. Он прибыл на двух Лодках. В большей, в которой сидел сам Рарик, капитан Коцебу насчитал 25 человек. Рарик с тремя людьми, оставив остальных в лодках, вышел на берег и преподнес подарки властителю чужеземного народа, вероятно желая этим показать, что он подчиняется ему. Так, некогда европейские князья встречали своих завоевателей. Но Рарик стоял не перед завоевателем, и его ожидала дружба, а не унижение. Молодой человек держался во время этой первой, столь важной для него встречи весьма стойко, его робкие спутники, казалось, боялись за него больше, чем он сам за себя. Нередко мы встречали у властителей больше мужества и благородства, чем у простых людей. По сути дела, все зависит от условий; так, в странах Ближнего Востока турок отличается от райя{175}. Рарик, ставший впоследствии моим близким другом, выделялся не столько своим умом, сколько добродушием и кротостью. Коцебу и Рарик сели друг против друга, их окружили радакцы и члены нашей команды. Юный вождь громко оповещал тех, кто оставался в лодках, обо всем, что привлекало его внимание и казалось ему новым. «Эрико! Эрико! Эрико!» — этот возглас удивления чаще всего звучал и повторялся затем многими. Вначале мы старались запомнить имена. Коцебу, Рарик — все мы назвали себя по многу раз, а потом спросили имя сидящего слева от вождя радакца. «Ери-дили?» — кивнул на него Рарик. Мы запомнили это слово, а юноша подтвердил, что так его зовут; он и сейчас для нас Еридили. Однако вокруг все смеялись; причину смеха мы поняли позже, когда Каду объяснил, что «еридили» означает «слева», а вовсе не имя. Думаю, что во время этой первой встречи Рарик предложил капитану дружески обменяться именами. Позднее Еридили предложил доктору Эшшольцу тоже обменяться именами и спросил, как того зовут. Эшшольц не понял его, и мне пришлось вмешаться и выступить в роли переводчика. «Дайн наме!»[14] — сказал я, обращаясь к другу. «Дайн-нам»,— повторил радакец. «Да, Дайннам»,— подтвердил доктор, и таким образом они без всякого зазрения совести обменялись фальшивыми монетами.
Чтобы порадовать нас, друзья сняли с себя все украшения. Капитан приказал принести из шлюпок железо — ножи, ножницы и другие мелочи. Железо! Железо! Милль! Милль! Так высоко ценился здесь этот металл. Милль! Милль! Даже те, кто сидел в лодках, не могли противостоять искушению; все устремились сюда, чтобы только полюбоваться железом, этим сокровищем, этим нашим неизмеримым богатством! Однако никто не позволил себе никаких грубых проявлений алчности, никаких нарушений порядочности.
За все время долгого пребывания «Рюрика» на Радаке было отмечено лишь две попытки кражи. Наверное, если чужеземцы рискнули бы проверить честность нашей толпы массой золота, то европейцы не получили бы такого хорошего аттестата, как тот, который мы могли дать жителям Радака.
