Петр Романов - С Бобом и Джерри тропой инков

Впрочем, надо объяснить, что такое пачаманка. Для жителей Анд это не каждодневное блюдо. Во-первых, готовить его долго и непросто, а во-вторых, для настоящей пачаманки требуется много разных продуктов, часть из которых для бедных горцев редкость. Вообще на кечуа, если мне не изменяет память, «пачаманка» дословно означает «дыра в земле».

Так это блюдо и готовится — в специально вырытой яме глубиной до одного метра, куда сначала слоями укладываются камни и дрова. Потом дрова поджигают и ждут, когда камни накалятся. Затем эту раскаленную «плиту» покрывают толстым слоем сухой листвы (когда изредка пачаманку делают любители на побережье, то обычно используют банановые листья). А уже в листья вперемешку закладывают мясо поросенка, козленка, цыплят, опять же бедного куя и гарнир — горшочки с рисом и разными овощами. Наконец, все это засыпают картофелем и початками кукурузы. Все снова накрывается листвой и засыпается раскаленными камнями и землей.

Подготовка блюда в такой своеобразной печке занимает несколько часов. Это особое меню для дорогих гостей или по какому-то из ряда вон выходящему случаю. Видимо, камлание шамана считается именно таким случаем. Да и потом, как говорил еще в Лиме Боб, Пабло пользуется в этой местности огромным авторитетом. Автоматически тень от этого авторитета ложилась и на нас. Друзья Пабло — друзья всей деревни, так что пачаманку готовили, чтобы угодить нам.

В предвкушении сначала любопытного зрелища, а потом и вкусного ужина мы с Бобом заснули. До деревни, как объяснил старик, минут тридцать, так что после всех пережитых мучений-подвигов он нам щедрой рукой отвел на сон целых четыре часа.

Уснули мы все трое мгновенно. Иногда сквозь сон я лишь ощущал, как дергает лапами Джерри, а иногда слышал его тявканье. Наверное, в своих сновидениях он вырывался из проклятого рюкзака и вступал в воздушный бой с кондорами. Маленького терьера огромные птицы с мощными клювами ничуть не пугали. Он привык к драке и чувствовал себя в окружении врагов как рыба в воде. Даром что крысолов.

В деревню мы пришли задолго до полуночи, часов в десять. Пабло оставил нас одних в маленькой хибарке с каким-то древним аборигеном, который говорил только на кечуа, да и то, видимо, на каком-то уж очень старом диалекте. Даже Боб не мог понять половины того, что бормотал этот человек в классической для местных индейцев вязаной цветастой шапочке. Между тем монолог деда был бесконечен.

Наверное, он нас даже и не замечал, потому что, когда мы с Бобом перешли в соседнюю комнатку, чтобы присесть на стоявшую там скамью — в первой комнате были только стол и стул, на котором сидел старик, — рассказчик продолжал так же громко и непонятно что-то говорить. Мне было, конечно, интересно, тем более что требовалось хоть чем-то занять время, но Боб от меня отмахнулся:

— Сначала он вспоминал свое детство, а теперь что-то невразумительное несет о каких-то божествах. Какая тебе разница? — И, чтобы я больше к нему не приставал, язвительно добавил: — Тоже мне этнограф.

Это новое для Боба слово индеец любил и часто вставлял его к месту и не к месту, потому что как раз незадолго до нашего путешествия месяцев шесть проработал в экспедиции испанских этнографов. По сравнению с ними мой интерес казался ему, естественно, пустым любопытством.

От нечего делать мы вышли из хибары и сразу же заметили на улице оживление. Индейцев здесь толпилось куда больше, чем могла вместить такая маленькая деревушка. Приглядевшись внимательнее, мы поняли, что все это будущие пациенты Пабло и их родня. В толпе виднелось немало доходяг, сумасшедших и разнообразных калек. Судя по всему, наш шаман считался лекарем очень широкого профиля.

Наконец, когда время начало приближаться к полуночи и в небе поднялась огромная луна — было почти полнолуние, у головки сыра над нашими головами откусили лишь самый маленький краешек, — из темноты появился в сопровождении свиты шаман. Свита тащила за Пабло его «лекарские» принадлежности: передвижной алтарь, десятки банок с настоями из разных трав и несколько бутылок водки писко.

Пабло переоделся. Теперь на его голове, как и у оставленного нами старика, красовалась вязаная шапочка, очень похожая на детский чепчик, а плечи покрывало необычное, явно изготовленное на заказ пончо, на котором умелец изобразил вперемежку знаки зодиака и различные древние местные божества, а на груди немалых размеров католический крест.

Когда мы, следуя за толпой, вышли на небольшую поляну — «врачебный кабинет» Пабло — и шаман открыл крышку алтаря, то мы увидели множество различных предметов — такой же божественный винегрет, что был нарисован на его пончо. Чего тут только не было: и чугунное распятие, и какие-то антикварные испанские кинжалы, и масса разных вещей из древних захоронений, и икона Божьей Матери, и доска, на которой изображался какой-то дракон. Такой коктейль должен был произвести впечатление на любого пациента. Торжественность моменту придавал и огромный костер, что неподалеку от шамана разожгли его помощники. Так Пабло и стоял под неестественно огромной луной в позе получеловека-полубога, осыпаемый, как фейерверком, искрами костра.

Потом Пабло долго молился всем богам на кечуа, многократно вознося руки к небу.

— Обращается за помощью к звездам и луне, — пояснил мне Боб, вслушиваясь в горячую речь шамана.

Затем наступила очередь таких же многочисленных поклонов, но вовсе не пациентам, а тем горным вершинам, которые днем с нашей лужайки были хорошо видны, а теперь мысленно предполагались. Это я понял и без перевода Боба — как можно было обойтись в деле врачевания без всех этих горных апу.

Наконец, начался индивидуальный прием. Те, кто мог, сами, а кто не мог, то с помощью родни по очереди подходили к шаману, который сначала возлагал на голову пациента руки. Причем, клянусь всеми святыми, пару раз над головой больного на какое-то время возникал голубоватый нимб, а у некоторых даже волосы вставали дыбом. Нет, в нашем Пабло действительно что-то необычное имелось.

Когда после окончания сеанса один хромоногий пациент встал неподалеку от меня, я не выдержал и протянул к его голове руки. Так что вы думаете? Меня ударило током, как будто я засунул ножницы в электрическую розетку. Не знаю, избавляло ли все это пациента от хромоты — лично я сомневаюсь, — но то, что само зрелище производило неизгладимое впечатление, это точно.

Многих пациентов шаман одаривал еще и какой-нибудь баночкой с травами, а потом долго объяснял бедолаге и его родственникам, как этим снадобьем пользоваться. Некоторым он лично втирал в больное место какие-то мази собственного изготовления и при приеме каждого без исключения пациента что-то бормотал. Не могу сказать, помогли ли эти заклинания вылечить телесные болезни, но вот душевнобольные, а среди них хватало и буйных, после возложения на них рук и бормотания шамана отходили от Пабло с помощью родни утихомиренными и даже сникшими.