Соленый ветер. Штурман дальнего плавания. Под парусами через океаны - Дмитрий Афанасьевич Лухманов
Можно было подумать только одно: что кто-либо таскает трубки из озорства и бросает их за борт. Но кто?
Недоразумение это тянулось дней десять, до прохода нами Кокосовых островов. Когда мы их прошли, капитан приказал убрать в кладовую стоявшие у нас на корме две маленькие сигнальные пушки, и вот при уборке из одной пушчонки посыпались наши трубки. Вором оказалась одна из наших обезьян.
Вспомнили, что кто-то из матросов дал в лапы вертевшейся около него мартышке горячую трубку; она обожгла лапы и с визгом убежала на ванты. Потом, когда обезьяна приставала во время еды, ее часто пугали трубками, и вот, очевидно, она начала мстить — таскать по ночам все плохо лежавшие трубки и прятать их в пушку.
У мыса Доброй Надежды нас прохватило порядочным штормом и «вогнало в рифы».
Трое суток штормовали под нижними марселями и зарифленым фоком.
Есть такая загадка: «Что на свете всего быстрее?» Ответ: «Мысль». Говорят, что человек, когда спит крепко, никогда не видит никаких снов, что сны он видит только тогда, когда у него начинает работать мозг, а мозг начинает работать только за несколько мгновений до пробуждения, и работа мозга именно служит импульсом к пробуждению. Таким образом, длиннейшие, запутаннейшие, яркокрасочные сны успевают проходить перед нами в течение нескольких мгновений.
Так ли это, не знаю, но вот приблизительно то, что можно успеть передумать, падая с мачты на палубу.
Я работал на нижнем фор-марса-рее, очищая распустившуюся шлейку, запутавшуюся вокруг бык-горденя марселя. Я сильно перегнулся вперед, спокойно упираясь левой рукой в туго надутый штормовым ветром парус, а правой дергал за шлейку, стараясь ее отцепить. Вдруг рулевой неожиданно рыскнул, давление ветра на парус сразу прекратились, он заполоскал, упиравшаяся в него рука скользнула, я потерял равновесие и полетел вниз головой.
«Надо как-нибудь вывернуться ногами вниз, — пронеслось у меня в голове. — Вот, говорят, кошку как ни брось, она, падая, непременно перевернется спиной кверху. Только надо перевертываться в сторону паруса и постараться ухватиться за один из бык-горденей… Ага, паруса снова надулись, рулевой справился, значит, прежде всего я ударюсь головой в пузо фока; вот в этот момент надо ухватиться за бык-гордень… Ну, не зевай…» Я ударился головой в туго надутый фок, сделал какой-то неповторимый, подсказанный мне инстинктом маневр ногами, перевернулся и ухватился сначала правой, а затем обеими руками за ближайший бык-гордень. Надутый фок, по верхней части которого я теперь скользил, замедлил мое падение. «Сейчас я приду на самое выпуклое место и оттуда полечу уже вертикально на палубу. Бык-гордени при поставленных парусах у нас не крепятся, но чтобы они не вырывались из блоков, на концах завязаны узлы-восьмерки…» Мне ясно представилась восьмерка… «Если узел дойдет до направляющей планки, а я еще не дойду до палубы, то, как бы я ни напрягал мускулы (как эти мускулы называются?.. Да, бицепсы), мне дернет руки кверху и встряхнет, как на дыбе; хорошо, если вывихнет, а то, пожалуй, совсем оторвет руки. Надо постараться согнуть их в локтях, чтоб пружинили… Ну а если я дойду до палубы, а узел еще не дойдет до планки? Ну, тогда разобьюсь, обязательно разобьюсь, самое меньшее, если сломаю обе ноги. А кто их будет ампутировать на судне?.. Ну!..»
Узел-восьмерка дошел до планки. Руки рвануло вверх, в глазах потемнело от боли, и на какую-то долю секунды я повис в воздухе, но моментально выпустил бык-гордень и полетел на палубу. Однако лететь мне оставалось уже меньше сажени, и меня подхватили товарищи.
Оказалось, что я даже не вывихнул рук, а только растянул связки.
Самое лучшее в этих случаях средство — лед, но где было его достать? Обошлись забортной, довольно холодной водой с уксусом. Целую неделю, если не больше, я не мог двигать руками, и товарищи кормили и поили меня, как младенца, а потом долго еще болели лопатки и под мышками, потом и это прошло.
Пока болели руки, я не мог, конечно, работать, но зато на своих вахтах был бессменным впередсмотрящим.
…Во время шторма было очень интересно следить за альбатросами, как они качаются на волнах и как взлетают, бросаясь вниз и расправляя гигантские крылья в тот момент, как волна поднимает их на свой гребень. Несколько альбатросов держались все время у нас за кормой и с жадностью ловили кухонные отбросы. Кто-то предложил поймать альбатроса на удочку, и опыт удался. Крепкая леса была приготовлена из скрученных и навощенных парусных ниток. К ней привязали сделанный из гвоздя солидный крючок, с насаженным на него куском сала. Как только мы закинули эту удочку, один из альбатросов кинулся к ней, схватил приманку и через несколько минут уже гулял у нас по палубе.
Крючок легко вынули из клюва, так как он был без зазубрины, и окружили громадную птицу. Она нисколько не боялась людей и казалась ручной. Улететь она никуда не могла, так как крылья так велики, что, для того чтобы взмахнуть ими, птице надо сброситься с чего-нибудь вниз. В этот день было поймано четыре альбатроса; двух из них убили, но есть их оказалось невозможно: слишком сильно провоняли рыбой. В дело пошли перепончатые лапы, с которых кок искусно снял кожу целиком и потом выделал очень интересные кисеты для табака. Из длинных и пустых внутри костей крыльев наделали мундштуков. Оставшаяся в живых пара важно разгуливала по юту и с жадностью глотана куски солонины, которые ей бросали. Потешившись, птиц выбросили снова в океан, и они продолжали плыть за кораблем.
Когда обогнули мыс Доброй Надежды и ветер стал попутным, то прибавили парусов и полетели на север по пятнадцати узлов. Наши суточные хода были триста шестьдесят две, триста пятьдесят восемь и триста сорок миль. Затем ветер начал стихать, и, несмотря на всю наткнутую нами парусину, ход убавился.
Но вот и зюйд-остовый пассат. Плавно покачиваясь, без шума, без всплеска, режет «Армида» своим острым носом голубые воды Южной Атлантики и печатает по сто семьдесят, сто восемьдесят миль в сутки.
Когда проходили остров Св. Елены, случилось маленькое происшествие. Пара наших мартышек сидела на ноке бизань-гика; они грелись на солнце и искали одна у другой блох. Вдруг, вероятно от близости острова, ветер неожиданно зашел, и бизань, вынесенная вперед завал-талями, заполоскала. Гик тряхнуло, и одна из обезьян полетела за борт; другая удержалась, вцепившись в шкоторину. Ни минуты не задумываясь, упавшая в
