К далеким берегам (без иллюстраций) - Михаил Васильевич Муратов
Академики постарались достать для кунсткамеры бурятскую одежду. Они знакомились с бурятскими и тунгусскими шаманами, вызывавшими злых и добрых духов, и сделали много этнографических наблюдений.
Миллер и Гмелин съездили в Кяхту, до которой от Селенгинска было сравнительно недалеко. Оказалось, что эта слобода, широко известная в Сибири, находится в голой степи и совсем невелика. В Кяхте был гостиный двор для приезжих русских купцов. А в ста двадцати саженях за пограничным столбом начинался китайский поселок с улицами, по обеим сторонам которых стояли лавки. Китайцы привозили сюда шелковые ткани, чай, фарфор, табак и даже бумажные цветы. Русские купцы продавали им муку и меха.
В Кяхте пробыли недолго, торопясь вернуться в Селенгинск. Оттуда выехали на восток, направляясь в Нерчинск. Крашенинников увидел забайкальские степи. Они мало походили на беспредельную, широкую, ровную степь, расстилавшуюся по пути на Алтай по обоим берегам Иртыша.
В Забайкалье и степь нередко была холмиста или лежала в долине, по сторонам которой видны были небольшие горы, поросшие лесом.
Трава была невысокая, но зато летом вся покрывалась цветами. Тут росли те же цветы, которые Крашенинников еще в детские годы обычно видел под Москвой: белая с золотой сердцевиной ромашка, желтые одуванчики, еще не успевшие покрыться пушинками, похожими на маленькие летучие белые зонтики. Но много было и других, гораздо более ярких цветов: на склонах холмов росли стройные саранки с сиреневыми, в коричневых крапинках душистыми цветами, а у рек распускались большие красные лилии и стояли на высоких ножках жарки, прозванные так за свой огненный цвет.
Как и прошлым летом, Гмелин часто находил никем неописанные растения и показывал их Крашенинникову.
Перевалив через невысокий лесистый Яблоновый хребет, названный так, по мнению Гмелнна, потому, что здесь было много мелких камней, круглых, как яблоки, увидали речку Ингоду.
К Ингоде подъехали там, где в нее впадает речка Чита. Здесь стоял маленький острожек в двенадцать изб, который называли то Чита, то Плотбище, потому что в этом месте делали плоты, чтобы плыть вниз по Ингоде в Нерчинск.
— У меня нет охоты плыть без защиты от дождя и ветра, — сказал Гмелин, увидав плоты.
На Ингоде встречались мелкие места, каменные гряды, перекаты, через которые было очень трудно переплыть на лодке с грузом, однако свободно проплывал плот.
Оказалось, что на плот можно погрузить дорожные кареты Гмелина и Миллера, закрывавшиеся в непогоду со всех сторон.
«Мы так приспособились затем к плаванию на плотах, что я считаю рассказы о его неудобствах пустой болтовней», писал потом Гмелин.
Крашенинникову, как и другим спутникам академиков, пришлось плыть под открытым небом, но он не жаловался на это. Перед ним проходили новые привольные и красивые места. По обоим берегам стояли прекрасные леса с лужайками, на которых росла сочная, яркозелепая трава. И только очень редко встречались небольшие русские поселки из нескольких изб: край еще был почти совсем не заселен.
Незаметно доплыли до устья реки Онон, сливающейся с Ингодой и дающей вместе с нею начало реке Шилке. Отсюда уже было недолго плыть до того места, где впадает в Шилку речка Нерма, у устья которой стоял старинный Нерчинский острог.
Раньше в Нерчинск приходили по Амуру и Шилке караваны с китайскими товарами. Затем торговля с Китаем пошла по другим путям. Но острог сохранил некоторое значение благодаря свинцовым и серебряным рудникам, находившимся поблизости.
В Нерчинске сохранились старинные указы, грамоты и черновики тех донесений, которые посылались отсюда управителями острога. Миллер с радостью увидел, что здесь много интересного для истории Края, и начал разбирать архив.
А Гмелин с Крашенинниковым и еще несколькими спутниками поехал на Аргунские серебряные рудники, до которых считалось около двухсот верст. Там, вблизи реки Аргуни, у ручья Серебрянки еще много лет назад находили руду со свинцом и серебром.
Этой рудой были богаты невысокие горы в окрестностях Серебрянки. И когда еще при Петре Великом здесь начали работу русские рудоискатели, они нашли следы старинных разработок. Но серебряная руда залегала здесь гнездами, и нередко после первой неудачи, натолкнувшись на породу, в которой не было металла, люди бросали работу, вместо того чтобы продолжать ее до конца.
Гмелину пригодилось некоторое знакомство с горным делом, полученное на Урале. С помощью рудокопа, взятого из Екатеринбурга, он осмотрел ряд заброшенных рудников и убедился, что здесь стоит возобновить поиски серебра.
На Аргунских рудниках Гмелин дождался Миллера, который приехал сюда, разобрав нерчинский архив.
Приближалась уже середина июля. Гмелин и Миллер желали сделать еще длительную поездку по степям вдоль реки Борзи, в восточной части Забайкалья, прежде чем возвращаться в Иркутск. Между тем было еще одно небольшое, но нелегкое дело, которое хотелось выполнить.
В Нерчинске и на Аргуни Гмелин слышал, что где-то в окрестностях реки Онона, в труднопроходимой горной местности, бьет из земли теплый ключ. Тунгусы верили в целебные свойства этой воды и приходили туда лечиться. Гмелин говорил, что в его распоряжении слишком мало времени для поездки к теплому ключу, но надо все же попытаться получить точные сведения об этом источнике.
— Теплые и даже горячие источники есть в разных странах: в Исландии, Японии и на Азорских островах. Протекая в глубине земли, горячая вода растворяет частицы разных минералов. Стало быть, и теплая вода всегда минеральна. А известно, что минеральные воды служат для исцеления многих болезней, — говорил Гмелин Крашенинникову.
Гмелин и Миллер надумали послать Крашенинникова обследовать теплый источник.
«Сей студент своим особливым трудолюбием и прилежанием к науке несравненно своих товарищей превзошел», писали они о Крашенинникове в Академию наук.
С Крашенинниковым послали геодезиста Иванова, который должен был нанести на карту источник, проводника, переводчика, знающего тунгусский язык, солдата и рудокопа.
Двадцатого июля небольшой отряд выехал из Аргунского-острога. Значительную часть пути пришлось сделать по горам, на которых рос смешанный лес. Преобладали сосны и ели, но часто встречались и другие деревья: березы, могучие лиственницы с нежной светлозеленой хвоей на широко раскинувшихся ветвях, кедры с синеватыми шишками, в которых только еще начали наливаться орехи.
