Трое в лодке, не считая собаки - Джером Клапка Джером
Научиться грести попросту, так чтобы только лодка двигалась с места, не особенно трудное искусство; но приходится упражняться долгое время, прежде чем человек привыкает грести с хладнокровием в присутствии девиц. Что смущает новичка — это необходимость грести «в такт».
— Право, смешно, — приговаривает он, выпутывая свои весла из ваших в двадцатый раз за пять минут, — когда я один, у меня всегда дело спорится.
Бывает очень забавно наблюдать двух новичков, силящихся идти в такт друг с другом. «Нос» находит невозможным поспевать за «кормой», потому что «корма» гребет непозволительным образом. «Корма» глубоко возмущена и объясняет, что вот уже десять минут изо всех сил старается приспособить свои приемы к ограниченным способностям «носа». «Нос», в свою очередь, оскорбляется и просит «корму» не ломать голову по его поводу, но посвятить силы своего разума приобретению более целесообразного взмаха.
— Или мне пересесть на ваше место? — предлагает «нос» с очевидной уверенностью, что этим все устроится.
Они продолжают плескаться на протяжении сотни ярдов с тем же умеренным успехом, и вдруг весь секрет их неудачи освещается осенившей «корму» внезапной вспышкой вдохновения.
— Я вам скажу, в чем дело: к вам попали мои весла, — восклицает «корма», обращаясь к «носу», — дайте-ка их сюда!
— Да, знаете ли, я сам не мог понять, почему это у меня дело не ладится, — отвечает «нос», встрепенувшись и с готовностью содействуя обмену. — Теперь уж все пойдет на лад.
Но нет — даже и теперь дело не идет на лад. «Корме» приходится чуть ли не вывихивать плечи, чтобы доставать свои весла; а весла «носа» при каждом возврате дают ему здорового тумака в грудь. Поэтому они снова меняются и приходят к заключению, что лодочник дал им набор негодных весел, и в обоюдном осуждении этого человека тон их становится вполне дружелюбным и сочувственным.
Джордж говорит, что нередко мечтает сменить весельное судно на плоскодонку и шест. Обращаться с шестом вовсе не так легко, как кажется. Так же как и при гребле, научиться двигаться и управлять судном недолго, но приходится много времени упражняться, прежде чем привыкнешь это делать с достоинством и не напуская в рукава воды.
С одним моим знакомым молодым человеком случилось очень печальное происшествие в первый раз, когда он отправился на плоскодонке.
Дело у него сразу пошло так хорошо, что он совсем зазнался и принялся прохаживаться взад и вперед по судну, действуя шестом, с беспечной грацией, которой нельзя было не залюбоваться. Дойдет до переднего края судна, воткнет шест, потом быстро отправляется к противоположному концу, как опытный баржевик. Грандиозное было зрелище.
Оно и впредь осталось бы грандиозным, но, к несчастью, оглянувшись и залюбовавшись видом, он сделал как раз один лишний шаг против того, что следовало, и сошел долой с плоскодонки. Шест прочно зарылся в ил, и он повис, вцепившись в него, в то время как судно медленно уносилось прочь. Положение, в котором он очутился, было лишено достоинства. Грубый мальчишка на берегу немедленно крикнул замешкавшемуся товарищу «прийти посмотреть живую обезьяну на шесте».
Я не мог поспешить к нему на помощь, ибо — надо же случиться такому несчастью, — мы не захватили с собой второй шест. Я мог только сидеть и смотреть на него. Никогда не забуду выражения его лица, в то время как шест медленно опускался вместе с ним; в нем было так много мысли.
Я проследил, как он тихо опустился в воду, и видел, как он выкарабкался на берег, печальный и измокший. Я не мог не смеяться, так он был смешон. Некоторое время я продолжал ухмыляться про себя, как вдруг меня осенило, что на самом деле вряд ли мне стоит смеяться. Ведь я один на плоскодонной лодке, без шеста, беспомощно несусь вниз по течению — как знать, не к плотине ли.
Я стал серьезно возмущаться поведением моего приятеля, перешагнувшего за борт и покинувшего меня столь странным образом. Мог бы, по крайней мере, оставить мне шест.
Я плыл около четверти мили, когда показался рыболовный плот на якоре, на котором сидело два старых рыболова. Они заметили, что я несусь прямо на них, и крикнули, чтобы я посторонился.
— Не могу! — крикнул я в ответ.
— Но вы и не пытаетесь, — возразили они.
Я объяснил им, в чем дело, когда подплыл поближе, они перехватили меня и снабдили шестом. Плотина находилась в пятидесяти ярдах ниже. Я рад, что они мне подвернулись.
В следующий раз, когда я затеял кататься на плоскодонной лодке, со мною было общество трех товарищей, обещавших научить меня этому спорту. Почему-то нам нельзя было выйти всем вместе, поэтому я сказал им, что отправлюсь вперед и найму плоскодонку, на которой немного поупражняюсь в ожидании их прихода.
Достать плоскодонку мне не удалось, так как все они были разобраны; мне оставалось только сидеть на берегу, глядя на реку и дожидаясь своих приятелей.
Я недолго просидел там, когда внимание мое было привлечено человеком на плоскодонной лодке. Не без удивления я заметил, что на нем были надеты точно такая же куртка и шапочка, какие были на мне. Явно было, что он новичок в спорте, и приемы его были очень любопытны. Никогда нельзя было предвидеть, что случится, когда он втыкал шест; очевидно, он сам того не предвидел. Иной раз он несся вниз по течению, в другой раз бросался вверх против него, а иногда просто вертелся вокруг шеста. И каждый результат одинаково удивлял и раздражал его.
Публика на реке начала понемногу заинтересовываться его деятельностью и держать пари относительно последствий каждого толчка.
В свое время на противоположный берег прибыли мои друзья. Они также остановились и принялись наблюдать за ним.
Он был обращен к ним спиной так, что им видны были только его куртка и шапочка. Недолго думая они заключили, что это я, возлюбленный их товарищ, выставляю себя на посмешище, и радость их была безгранична. Они тут же принялись безжалостно глумиться.
Я не сразу догадался об их ошибке и подумал: «Как они невежливы, да еще с
