Сесил Форестер - Хорнблауэр и «Атропа»
— Да, сэр.
— Держите глаза открытыми. И уши.
— Есть, сэр.
— Мистер Джонс, пожалуйста, займитесь бочками для воды.
— Есть, сэр.
Светская беседа закончилась — это были приказы.
— Приступайте.
Хорнблауэр подошел к постели Маккулума. Раненый полулежал на парусиновых подушках. Хорнблауэра порадовало, что выглядит он сравнительно хорошо. Лихорадка прошла.
— Рад видеть, что вам лучше, мистер Маккулум, — сказал Хорнблауэр.
— Да, получше, — ответил Маккулум.
Он говорил хрипло, но в общем вполне нормально.
— Превосходно проспал всю ночь, — сказал Эйзенбейс, возвышавшийся с другой стороны от больного. Он уже докладывал Хорнблауэру — рана заживляется, дренаж удовлетворительный.
— А мы утром уже поработали, — сказал Хорнблауэр.
— Вы слышали, мы нашли остов?
— Нет, не слышал.
— Нашли и отметили буйками, — сказал Хорнблауэр.
— Вы уверены, что это остов? — прохрипел Маккулум. — Иногда бывают странные ошибки.
— Это в точности там, где, согласно замерам, затонуло судно, — сказал Хорнблауэр. — Оно, как показало траление, в точности нужных размеров. Кроме того, трал не встретил других препятствий. Дно песчанистое, твердое, как вам, я полагаю, известно.
— Звучит правдоподобно, — проворчал Маккулум. — И все же, я предпочел бы лично руководить тралением.
— Вам придется доверять мне, мистер Маккулум, — спокойно сказал Хорнблауэр.
— Я ничего не знаю ни о вас, ни о ваших способностях, — ответил Маккулум.
Хорнблауэр с трудом подавил раздражение, про себя же подумал: странно, что Маккулуму удалось дожить до таких лет, его должны были застрелить на дуэли гораздо раньше. Но Маккулум — незаменимый специалист, и даже не будь он так болен, ссориться с ним глупо и недостойно.
— Я полагаю, теперь надо послать ваших ныряльщиков, чтоб они обследовали остов, — сказал Хорнблауэр, стараясь говорить вежливо, но твердо.
— Без сомнения, именно это я и сделаю, как только меня выпустят из постели, — сказал Маккулум.
Хорнблауэр вспомнил все, что говорил ему Эйзенбейс ране, о возможности гангрены и общего заражения крови. Он знал — достаточно вероятно, что Маккулум вообще не встанет.
— Мистер Маккулум, — сказал Хорнблауэр. — Дело это спешное. Как только турки проведают о наших намерениях они стянут сюда силы, чтоб нам воспрепятствовать, и мы уже никогда не сможем провести подъемные работы. Чрезвычайно важно, чтоб мы начали как можно раньше. Я думаю, вы проинструктируете ныряльщиков, чтоб они приступили к работе незамедлительно.
— Значит, вы так думали? — ехидно переспросил Маккулум.
Пришлось несколько минут терпеливо его увещевать. Он никак не хотел сдаваться, и сразу выдвинул веское возражение.
— Вода ледяная, — сказал он.
— Боюсь, что так, — согласился Хорнблауэр, — но это мы предполагали и раньше.
— Восточное Средиземноморье в марте это вам не Бенгальский залив летом. Мои люди долго не выдержат такого холода.
Это уже победа: Маккулум признал, что они вообще способны его выдержать.
— Если они будут работать понемногу и с перерывами? — предположил Хорнблауэр.
— Да. До остова семнадцать саженей?
— Семнадцать саженей до дна вокруг него.
— На такой глубине они все равно не смоглибы работать долго. Пять погружений в день. Иначе у них пойдет кровь из носа и ушей. Им понадобятся тросы и грузы — сойдут девятифунтовые ядра.
— Я прикажу их приготовить.
Пока Маккулум инструктировал ныряльщиков, Хорнблауэр стоял рядом. Кое о чем он смог догадаться. Очевидно, один из ныряльщиков возражал: он обхватил себя руками и затрясся, выразительно закатывая черные печальные глаза. Все трое разом заговорили на своем щебечущем языке. В голосе Маккулума появились суровые нотки. Он указал на Хорнблауэра, и туземцы посмотрели в его сторону. Все трое ухватились друг за друга и отпрянули, словно испуганные дети. Маккулум продолжал говорить напористо. Эйзенбейс наклонился над ним, и уложил на одеяло его левую руку, которой Маккулум жестикулировал — правая была примотана к груди.
— Не шевелитесь, — сказал Эйзенбейс. — Не то у нас будет воспаление.
Маккулумуже не раз морщился от боли, сделав неосторожное движение. Он больше не выглядел довольным, только усталым.
— Они начнут прямо сейчас, — сказал он, не отрывая голову от подушки. — Вот этот — я называю его Луни — будет за старшего. Я сказал им, что тут нет акул. Обычно, пока один спускается на дно, двое других молятся — они все трое заклинатели акул. Хорошо, что они видели, как секут кошками. Я пообещал им, что если они будут артачиться, то испробуют кошек.
Хорнблауэр сам видел, в какой ужас это повергло щебечущих, похожих на птиц цейлонцев.
— Забирайте их, — сказал Маккулум.
Барказ и тендер ушли за водой и провиантом, остались только гичка и ялик. В гичку набилось слишком много народу — четыре матроса на веслах, трое ныряльщиков на носу, Хорнблауэр и Лидбитер на корме. Хорнблауэр не устоял, чтоб лично не поучаствовать в первой попытке. Он составил достаточно скептическое представление о том, насколько хорошо Маккулум говорит на языке ныряльщиков. Объяснялся он, как полагал Хорнблауэр, с помощью нескольких существительных и глаголов, а также жестов, не стремясь к правильному произношению и пренебрегая грамматикой. Маккулум владел цейлонским несравненно хуже, чем Хорнблауэр испанским и даже французским, и это Хорнблауэра огорчало. Он думал обо всем этом, ведя гичку по легким волнам — рассветный штиль уже сменился умеренным бризом, морщившим поверхность залива.
Они добрались до первого буйка — доски с привязанной веревкой, подпрыгивающей на волнах. Хорнблауэр взглядом поискал остальные. Установив гичку в центре отмеченной буйками области, он посмотрел на ныряльщиков.
— Луни, — скомандовал он.
Начав приглядываться, он вскоре научился различать цейлонцев между собой. Прежде они казались ему чуть ли не тройняшками.
Луни встал и бросил за борт шлюпочную кошку. Она быстро пошла вниз и потащила через планширь свернутый в бухту трос. Луни медленно разделся донага, потом сел на планширь и свесил ноги в воду. Как только они коснулись ледяной воды, он вскрикнул. Двое других тоже закричали тревожно и сочувствующе.
— Подтолкнуть его, сэр? — спросил баковый гребец.
— Нет, — сказал Хорнблауэр.
Луни глубоко вдыхал, расправляягрудь, и с силой выдыхал. Хорнблауэр видел, как ходят при каждом вдохе ребра. Один из цейлонцев дал Луни ядро. Тот прижал его к голой груди, соскользнул с планширя и исчез под водой. Гичка сильно закачалась.
Хорнблауэр вынул часы. Они были без секундной стрелки — часы с секундной стрелкой были ему не по карману — но приблизительно прикинуть время можно было и по ним. Хорнблауэр следил, как кончик минутной стрелки переполз с одного деления на другое, затем на третье. Он так сконцентрировался на стрелке, что не услышал, как вынырнул Луни. Только услышав восклицание Лидбитера, Хорнблауэр увидел в двадцати ярдах за кормой голову ныряльщика с длинной черной косой, перевязанной ленточкой.
