Питер Мейл - Прованс от A до Z
Pont d’Avignon
Авиньонский мост
В старые, стародавние времена жил да был подпасок в Ардеше, и звали его Бенезе. И обратился к нему Господь, и сказал: «Ступай-ка ты, Бенезе, в Авиньон и построй мост через Рону».
Юный Бенезе прибыл в Авиньон без гроша в кармане и обратился к епископу, пытаясь посвятить его в свою миссию. Епископ, однако, не вник в суть вопроса и, посчитав Бенезе дураком, отправил его к судье. Дураком быть в те времена считалось преступным деянием. Судья все же проявил прозорливость и вынес логичное решение, что ежели Бенезе решил строить мост, то должен озаботиться и о материалах для него. В целях проверки строительных талантов Бенезе судья велел ему поднять громадную скалу. Если собираешься мост построить, должен и скалу осилить. Бенезе с задачей справился, скалу поднял, отнес на берег и опустил в Рону там, где следовало начать строительство моста. Этот прецедент автоматически решил вопрос о выделении фондов, а Бенезе впоследствии возвели в сан святого.
Строительство велось с 1177 по 1185 год. Мост этот долгое время оставался единственным через Рону между Лионом и Средиземным морем. Не слишком широкий, явно недостаточно широкий, чтобы хороводы водить, как поется в песне. Хотя иногда можно на нем увидеть группы туристов, которые умудряются и кружком пройтись, распевая: «Sur le pont d’Avignon, on y danse, on y danse…» Танцевали-то не на мосту, а под ним, на острове под пролетом, не sur le pont, a sous le pont. Сначала пролетов было двадцать два, а мост длиной восемьсот метров приносил Авиньону немалый доход в виде платы за пересечение водной преграды.
Доход оказался все же недостаточно высоким, чтобы обеспечить ремонт. Воды Роны постоянно подтачивали мост, и когда в середине XVII века река разлилась, часть пролетов рухнула. Народ Авиньона решил, что хорошенького понемножку, на ремонт тратиться не стоит, и мост продолжал разрушаться. Пролеты один за другим рушились, осталось их на сегодняшний день лишь четыре.
Printemps
Весна
Живая яркая зелень всходов пшеницы в полях, молодые листья винограда на лозе. Время нового начала, появления главных вестников весны — первые бабочки, первая спаржа, первая кукушка подала голос в лесу. Первая пара шортов в деревне, обнажившая иссиня-белые колени. Закаты — не более чем розовые пятна на вечернем небе. Запах весенней ночи, прохладной, влажной, плодородной. Внезапный порыв ветра превращает цветы миндаля в снежные хлопья. Лягушки нервно лопочут на краю бассейна, обсуждают семейный бюджет. Сброшенная змеиная кожа на валуне. Ликующий алый мак вознес голову над молодой пшеницей.
Provençal
Язык Прованса
Provençal романтики считают языком трубадуров, а скептики и циники — французским, провонявшим чесноком. Provençal, собственно, не язык, а диалект, и академики подразделяют его на четыре субдиалекта. Филологи определяют Provençal скорее как смесь итальянского и испанского, нежели как французский. В общем, не тот это язык, к которому можно отнестись спустя рукава.
Вряд ли у вас появится возможность услышать Provençal в наши дни, и потому я так удивился, обнаружив в книжном магазине недавно изданный провансальско-французский словарь. Первое его издание подготовил Ксавье де Фурвьер, священник, философ, писатель, рьяный сторонник сохранения традиционного наречия южан. Словарь назывался Lou Pichot Trésor, то есть «маленькое сокровище». Я возликовал, вообразив, что моя образованность немедленно достигнет небывалых высот.
Впервые словарь вышел в Dou Félibirge ап 47, что, насколько я смог перевести на общехристианское летоисчисление, соответствовало 1901 году. Новое издание стремилось как можно точнее воспроизвести первое. Убористый шрифт, характерный для начала века, покрывал более тысячи страниц. Из этой тысячи семьсот семьдесят четыре страницы посвящались Provençal и лишь двести шестьдесят четыре французским словам, создавая впечатление, что старый словарь был значительно богаче, чем его современный аналог.
Вводная часть, однако, написана по-французски и озаглавлена Notions Préliminaires — предварительные замечания. После нескольких начальных экивоков автор брал быка за рога, обращался к сути вопроса, как он ее понимал, к тому, что преподаватели всех народов считают для обучаемых наиболее необходимым: к спряжению неправильных глаголов. Мне же хотелось чего-то менее специфического. Хотелось выхватить несколько фраз, с которыми не стыдно было бы натолкнуться на какого-нибудь древнего старожила где-нибудь в Верхнем Провансе. Я надеялся найти нечто схожее с тремя мудрейшими фразами, с детства запавшими мне в душу из моего школьного учебника французского языка:
— Знаете, моего почтальона сразила молния!
— Коза садовника моего дяди съела мою шляпу.
— Сегодня я не смогу пойти в театр. Я чувствую себя дурно. Мой врач прописал мне слабительное.
Понятно, что социальная ситуация, в которой могут оказаться востребованными эти прочувствованные излияния, крайне маловероятна, однако они вполне смогли бы стать начальным толчком, приводящим в движение механизм беседы. Во всяком случае, они могли бы спровоцировать ответ на живом, хотя и замшелом Provençal — чего еще желать? Одно дело — листать словарь, совсем другое — вслушиваться в музыку языка.
Тем не менее, даже пролистывая словарь и задерживаясь на отдельных его статьях, я получал какое-то представление о звучании языка. Чисто прованские ous, ouns, aus, olos, языколомные boumbounejaire да estranglouioun, дробные точки té, bou, gown, zou. Неудивительно, что эти перепады вдохновили Мистраля подняться к высотам эпической поэзии.
Но сколько я ни искал, наскрести нужных элементов, чтобы скомпоновать вводную фразу на Provençal, настраивающую собеседника в мою пользу, привлекающую его внимание, мне так и не удалось. Как будто в Провансе никогда ранее почтальонов не водилось! Я попробовал заменить почтальона козой садовника, моей шляпой или моим врачом, но драматизм ситуации улетучивался. Ничто не может заменить почтальона в качестве мишени для молнии. Полагаю, в этом Мистраль бы со мной согласился.
Q
Quadrangle d’Or, Le
Золотой четырехугольник
Одно из непременных чудес лета, столь же предсказуемое и регулярное, как и вокал цикад — переоткрытие Люберона французской прессой. Каждый год в предотпускной сезон репортеры с удивлением обнаруживают то, чему дивились в прошлом году в то же самое время года. Эта стало традицией, вроде весеннего половодья и весенних статей о целлюлите в дамских журналах мод.
Было время, не так давно, когда предпочитаемую бомондом часть Люберона обозначали как Triangle d’Or, «золотой треугольник». Именно там собирались страдальцы, вынужденные сгибаться под ярмом популярности, ныне именуемые французскими таблоидами les people — «народ». В качестве вершин треугольника назывались Горд, Менерб и Бонье. Между этими деревушками, коли подвалит счастье, вы могли лицезреть живого министра, поглощающего aioli, примадонну, примеряющую в обувной лавке летние сандалии, или киногероя, гоняющего шары со своим телохранителем.
Ныне золотая геометрическая фигура видоизменилась, у нее отрос рог к еще одной вершине. Где она, эта вершина, находится, я толком не разобрал, да это и не важно. Главное, что шик-регион расширяется уж там по причине инфляции знаменитостей или из-за их экстраординарной подвижности… Если тенденция удержится, глядишь, мы однажды весной очнемся от зимней спячки в Золотом пятиугольнике. В общем, пока что из года в год «господа народ» по-прежнему приезжают расслабиться, отдохнуть, погреться на солнышке.
Пока что нам везет, les people умудряются проскользнуть мимо объективов. На фото милые деревеньки, прелестные ресторанчики, но без знаменитостей в кадре. Возможно, из-за того, что les people предпочитают уединение. Пресса решает проблему отработанными журналистскими приемчиками. Мордашка знаменитости дается рядом, на врезке, и не важно, что она попалась фотографу полугодом раньше в Париже или в Лос-Анжелесе. А текст спрыснут полунамеками на то, что эту знаменитость вроде бы часто можно встретить в отображаемом прелестном уголке. Член кабинета министров, говорят, не так давно разделывался с ростбифом за угловым столиком этого ресторана. Примадонну вроде бы видели недавно в таком-то бутике. Киногерой нанял персонального тренера по петанку. Слухи, конечно, но какая разница? Элемент таинственной неопределенности милее, чем голая реальность.
