Путешествия в Святую Землю. Записки русских паломников и путешественников XII-XX вв. - Коллектив авторов
В среду, перед обеднею, совершается во храме елеосвящение, в память того предсмертного миропомазания Спасителя, которое, так трогательно, совершила в Вифании, в доме Лазаря, Мария, сестра Марфы.
В великий четверг, после обедни, был исполнен смиренный обряд Умовения ног, на площадке противу храма, в виду стекшихся со всех сторон жителей Иерусалима; толпа покрывала все террасы, и даже карнизы соседних зданий. Арабы поднимались туда с улицы, с необыкновенною ловкостию; некоторые по веревкам, а другие по развитым чалмам, спущенным от тех, которые были на верху. Один из престарелых греческих епископов, изображавший Святое лице Спасителя, осененный хоругвями, восседал на коврах, на верхней ступени того крыльца, которое пристроено к приделу Св. Елены. Остальное духовенство, изображавшее Апостолов, расположено было по нисходящим ступеням. Несмотря на толпу полудикого народа, обряд совершился с благоговением, и весь народ был окроплен святою водою умовения.
Чтение XII-ти страстных Евангелий на утренни в великий пяток, на Голгофе, на самом месте страданий Спасителя, — повергает в прах молящегося грешника! Я не мог никогда без трепета пройти по Голгофе; даже мраморный помост, покрывающий ее священные камни, кажется слишком свят, чтобы носить наши грешные стопы!
В великую пятницу, после тихой вечерни греков, во время которой святая плащаница оставалась в алтаре, по причине толпы, — начались скромныя шествия сириян и коптов на Голгофу: а потом пышное шествие армян. Я не имел времени следовать за этими обрядами, тем более, что я был незнаком с языками этих народов; но я находился при службе католиков. Обряд их, в этот великий день, трогателен. Процессия следует от католической церкви через весь храм. Монахи Францисканского ордена, по два в ряд, в черных рясах, с местными свечами в руках, следовали за большим распятием, и, остановясь на короткое время у алтарей разделения риз и колонны поругания, — шли, теснимые толпою, к подошве Голгофы, при грустном пении: «Stabat mater dolorosa», и покаянного псалма. Медленно и затрудняясь на каждом шагу от тесноты, достигала процессия вершины Голгофы, и несомый крест был водружен на том месте, где некогда возвышался Крест Спасителя! Тут, один из братий, произнес на италиянском языке простую, но трогательную проповедь о страданиях Спасителя. Каждое слово его, на кровавом поприще нашего искупления, глубоко ложилось на сердце человеческое! Присутствующие, всех исповеданий, поверглись на колени; невольное безмолвие водворилось на несколько времени.... С окончанием проповеди кончается и духовный обряд Латинской церкви, — и, к сожалению, принимает вид материального зрелища. Тут совершается механический процесс, снятия со креста, искуственного изображения Иисуса. Руки Спасителя обвязываются прежде всего белою пеленою; потом один из братий выколачивает молотком и вынимает щипцами гвозди, целуя их, показывая толпе, и положив на серебряное блюдо, — отирает губкою рану; по снятии пелены, руки Иисуса падают как руки мертвого тела. По окончании этого обряда, изображение Иисуса, облаченное плащаницею, переносится к католическому алтарю Голгофы и полагается на то место, где возлагали Иисуса на крест. Толпа, забывши внезапно страшное место, на котором она находистя, стремится с шумом за зрелищем. Нельзя было воздержаться от негодования на некоторых из зрителей, которые осмелились взойти на алтарный амвон самого места распятия Иисуса, чтоб лучше видеть происходивший обряд. Я употребил то влияние, которое мог иметь, чтоб отстранить этих безумцев.
От католическаго алтаря Голгофы нисходит процессия к камню миропомазания, — изображение Спасителя окропляется ароматами и переносится в часовню Святаго Гроба.
Дорога от мертвого моря к обители св. Саввы. Обитель св. Саввы. Фекол. Вифлеем
И воста Давид оттуду, и седе во узинах Энгадды.
1Цар.24:1.
Мы оставили берега Мертвого моря в 8 часов утра, направясь к пустыне Св. Саввы. Через час мы достигли подошвы гор. Поднявшись на первую высоту, мы проехали по узкой отдельной скале, образованной как мост; внизу в глубоком ущелии видно русло изсохшего потока, который должен быть поток Кедрский, хотя мой драгоман говорил, что это другой, текущий зимою от самого Назарета; не знаю, на чем он основывает рассказ свой. Несколько вооруженных бедуинов, укрывавшихся от рекрутства, показывались как привидения на темях гор. Топот наших лошадей далеко вторился по излучинам гор и призывал их на добычу, но вид кавасов Паши скоро их рассеевал. Вправо от нашего пути заметна была одна из гор увенчанная сантонским памятником. Мусульмане воображают, будто здесь погребен Моисей, — не переходивший Иордана. В этом месте находится, как сказывают, слой камня черноватого цвета, с глянцем, он горит как смола и имеет противный запах, его можно тесать и употреблять на строение, как лаву. Арабы делают из этого камня талисманы, в уверенности что он предохраняет от чумы. Достойно замечания, что многие из древних египетских талисманов (амулетов), находимых около пирамид, сделаны из этого камня находящегося только в окрестностях Мертвого моря. Натуралист Гаселькюист говорит, что это кварц в виде аспиднаго камня, — один из редчайших минералов встреченных им в путешествиях. Скоро за сим начинается большая нагорная равнина; в конце ее видны на крутой горе развалины; (мы доехали до этой горы через три и три четверти часа от Мертвого моря). Там был некогда монастырь очень многолюдный; он разрушен Хозроем и 14 т. братий были здесь умерщвлены; говорят, что кости их видны еще поныне на вершине. Арабы рассказывают, что эти кости, будучи несколько раз уносимы поклонниками, появлялись опять на своих местах. Судя по местоположению, это кажется тот монастырь Св. Евфимия, где покоились его мощи, и о котором говорит игумен Даниил.
Отсюда начинаются грозные и тесные ущелия, ведущие к пустынной обители Св. Саввы. Был полдень; разженныя скалы дышали на нас как из печи. На отвесных высотах этих скал видел я тот род крастелей, о которых упоминается в Библии и которыми питались израильтяне в пустыне; они очень малы, долгошеи и бегают по скользким стенам скал, как по земле; цвет их коричневый, вот что я мог разглядеть. Мы не могли по ним стрелять; потому что наши ружья заряжены были пулями.
Мы погружались более и более в ущелия и въехали наконец почти в непроходимый дефилей. И мы,
