Уилфрид Тесиджер - Озерные арабы
Я надеялся, что вскоре подадут завтрак и я смогу размять ноги, но тут беспорядочная пальба и судорожные причитания возвестили о прибытии очередной группы. Через дверной проем я мельком увидел знамя племени и толпу людей, покрывших илом головы и одежды.
— Из Эль-Кубаба, — сказал кто-то Маджиду.
Люди из Бу Мугайфата и Эль-Кубаба — человек сорок-пятьдесят — по очереди подходили к Маджиду, целовали ему руку и отходили в сторону. Я узнал многих из них. Чуть позже опять раздались выстрелы и рыдания: прибыла большая группа из Эль-Аггара. Они тоже намазались илом. К этому времени было уже далеко за полдень. Прибыли еще три группы представителей племен, оплакивающих Фалиха. Наконец слуга сообщил Маджиду, что завтрак готов. Нас приглашали, по сорок-пятьдесят человек, под тростниковый навес, где я сидел накануне вечером, и подавали баранину с рисом на огромных блюдах. Как только одна группа заканчивала трапезу, блюда снова наполнялись, и под навес приглашали следующую группу. Накормили всех — и тех, кто сидел в мадьяфе, и тех, кто находился снаружи.
После этого началась хауса — боевой танец племен. Представители каждой деревни по очереди нараспев произносили импровизированную речь в память Фалиха, а соплеменники подхватывали слова, держа над головами винтовки и притоптывая ногами, сомкнувшись плотным кольцом вокруг алых знамен. Мужчины, державшие знамена, были главами тех семей, которые по традиции обладали правом быть знаменосцами на поле боя; сейчас, во время пляски, они потрясали древками так, что серебряные украшения сталкивались и звенели. Продолжая пританцовывать в такт пению, они начали стрелять из винтовок, сначала беспорядочно, а потом залпами. Такие залпы мне приходилось слышать только на войне. Острый запах пороха распалял их еще больше.
— Хватит! — произнес наконец Маджид. Его слуги бросились в бурлящую толпу, крича:
— Хватит! Шейх сказал — хватит!
Мы вернулись в мадьяф.
Через несколько часов, на закате, вскоре после того, как удалился Маджид, я стоял на берегу реки и беседовал с группой людей. Мимо пробежал мальчик, выкрикивая что-то, и я почувствовал, что все пришли в сильное возбуждение. Несколько человек бросились к своим домам.
— Что случилось? — спросил я.
— Маджид послал отряд убить Мухаммеда!
— Но ведь Мухаммед под защитой властей в Калъат-Салихе, — возразил я.
— Нет, говорят, что он вернулся домой, в Маджар.
В меркнущем свете дня я увидел, что две лодки устремились вверх по течению, унося мстителей. На противоположном берегу реки опять завыли шакалы. Но Мухаммед все еще находился в безопасности, в Калъат-Салихе.
18. Восточные озера
Следуя совету Дайра, я остался еще на один день. Затем, как полагается, попросил у Маджида разрешения уехать и направился в Эль-Кубаб с Амарой и Сабайти, которые приехали накануне вечером и ночевали в мадьяфе. Они тоже были потрясены смертью Фалиха. Когда наша таррада повернула к озерам, Амара сказал:
— Фалих был нам как отец. Друзья моего друга — так он звал нас. Он посылал за нами каждый раз, когда приезжал в нашу деревню, чтобы узнать, все ли у нас в порядке.
Слезы текли по лицу Амары. Весь этот год люди, жившие в отдаленных друг от друга местах, с глубоким сожалением говорили о смерти Фалиха.
— Ведь ты был другом Фалиха? — порой спрашивал меня незнакомый человек и принимал меня еще более радушно. Я и не подозревал, какой доброй славой пользовался Фалих, как глубоко его уважали.
Мы собрались провести следующие шесть недель на восточных озерах. Один раз мы заночевали в мадьяфе Саддама. В отсутствие отца роль хозяина выполнял его младший сын. В Эль-Кубабе тоже оплакивали Фалиха. Несколько человек, зашедших в мадьяф, были немногословны и вскоре ушли. На следующее утро к нам присоединились Ясин и Хасан, и мы направились к племени аль бубахит. Целых два дня я без устали оказывал медицинскую помощь в маленьких деревнях. Пройдя под мостом, по которому пролегало шоссе Басра — Амара — Багдад, мы достигли Тигра ниже Эль-Азайра и пошли вверх по течению мимо гробницы Эзры.[20] Купол гробницы выложен зелеными и голубыми изразцами, она окружена пальмами. К ней примыкал ветхий дом для паломников. Сам Эль-Азайр — неказистый поселок, в котором останавливались грузовики и автобусы. На протяжении нескольких миль за поселком пустынные берега усеивали массивные печи для обжига кирпича, похожие на жертвенные алтари. Быть может, в подобных печах обжигали кирпичи, из которых возводился Вавилон… Кирпич шел на постройку домов в окрестностях Басры.
Мои размышления прервал Ясин:
— Говорят, недавно в этих местах на человека в реке напала акула и отхватила у него полноги.
Я знал, что в Басре на купающихся иногда нападают акулы, но Эль-Азайр расположен в восьмидесяти милях выше по течению и в ста пятидесяти милях от моря. Когда я выразил удивление, мои гребцы стали уверять, что у Эль-Азайра дурная слава из-за акул. Когда я был здесь в другой раз, один из жителей рассказал мне, что во времена, когда еще жил его отец, в период спада воды какая-то огромная рыба буквально перегородила своим телом реку. Пришлось рубить ее на куски прямо в реке.
Пока мы шли дальше, я стал расспрашивать, встречаются ли акулы на озерах. Хасан сказал, что несколько лет назад забили острогой небольшую акулу. Амара прервал его:
— А ты знаешь, что, пока ты отсутствовал, одного человека прикончила гиена? Он спал в поле за Маджаром. Гиена схватила его за лицо. Когда его нашли, он был мертв. Его опознали только по одежде.
Я сам видел гиену три года назад. Это была полосатая гиена; пятнистые гиены, более крупные, водятся только в Африке. В этих краях еще сорок лет назад встречались львы, но они были истреблены, когда у местных жителей во время первой мировой войны появились современные винтовки. Один из старых слуг Фалиха как-то сказал мне, что видел трех львов недалеко от Маджара, а другой описал охоту на льва вблизи Амары, в которой он некогда принял участие. Один из охотников когда-то убил льва из шомпольного ружья. Еще кто-то видел двух львят, которых группа маданов принесла своему шейху. Многие старики помнили те времена, когда по ночам в этих местах слышался львиный рык.
Мы повернули в широкий проток, ведущий к восточным озерам, и повстречались с большой двухмачтовой лодкой, доверху нагруженной тростниковыми циновками, которую гребцы с натугой вели на шестах по направлению к Тигру. Позже мы видели большой плот из сухого тростника длиной в сорок и высотой в десять футов. Плот лежал на берегу, оставленный на время без присмотра. Когда уровень воды поднимется, эта огромная связка тростника будет сплавлена вниз по течению — может быть, до самой Басры; там тростник разберут и продадут.
