Бенгт Даниельссон - Позабытые острова
Белых женщин не было, и сыновья женились на местных. Казалось бы, это решало проблему пропитания, ведь по маркизскому обычаю родители дают за сыном или дочерью в приданое добрый участок земли. Но в этом случае родители сделали исключение: им не хотелось, чтобы чужаки прочно обосновались. Жану и его братьям пришлось работать на местных землевладельцев.
Так как жена Жана была родом из Таипиваи, он поселился там, нашел себе даже хорошее место на французской плантации. Но товарищи по работе, маркизцы, ополчились на Жана: уж больно он старается, еще начальство, чего доброго, их сочтет лентяями. И попытались выжить Жана, обвинили его в краже. Вот и пришлось, чтобы постоять за себя и дать отпор клеветникам, отправиться в Таиохаэ к единственному на острове жандарму.
Жан то и дело прерывал свою печальную повесть, чтобы справиться у меня о параграфах и постановлениях. На Рароиа и в других частях Французской Океании мне довелось много раз наблюдать споры из-за земли, даже судебные разбирательства, и я смог дать ему кое-какую консультацию. Но в большинстве случаев я, естественно, не знал, что говорит французский закон о замысловатых проблемах, которые волновали Жана. Огорчать своего нового друга мне не хотелось, и я заверил Жана, что он правильно понимает закон. Он заметно приободрился, и постепенно разговор перешел на более веселые темы.
Вдруг Жан воскликнул:
— Хорошо, что вы так быстро приехали, сразу же и осудите этих негодяев.
— Как-как? Осужу?
— Ну да, разве вы не судья? Телеграфист говорил, до губернатора должен приехать судья!
Долго я объяснял бедняге, что и как; наконец недоразумение было устранено, а услышав, что я швед, Жан опять повеселел.
— Шведы — хорошие люди, — сказал он. — Несколько лет назад сюда заходило шведское судно «Альбатрос». Прибывшие на нем ученые захотели подняться на высокогорное плато Товии. Меня наняли проводником и носильщиком. Должно быть, в Швеции богато живут: у всех были замечательные ботинки! Я даже попросил, чтобы мне вместо денег дали ботинки, да лишней пары не оказалось. Но заплатили хорошо, и консервы у них отличные были. Если встретите кого-нибудь с «Альбатроса», передайте привет от меня.
Потом Жан стал рассказывать о своем путешествии в Папеэте — единственном за всю его жизнь. До двадцати лет он безвыездно жил на Нукухиве, но тут повредил себе спину, и его на государственный счет отправили в Папеэте в больницу. Когда он вышел из больницы, до отхода шхуны оставалось еще две недели. Город произвел на него противоречивое впечатление. Радио и телеграф он уже видел в Таиохаэ, но все остальное было ему вновинку. Автомашины, велосипеды, самолеты… Он слышал о них, знал по картинкам. А вот мотоциклы увидел впервые, и они его особенно поразили. Теперь Жан больше всего на свете мечтал о том, чтобы обзавестись мотоциклом и гонять на нем по набережной Таиохаэ.
Кино ему совсем не понравилось. Фотоаппараты он и прежде видел и кинокамеры его не удивили. Зато на танцевальной площадке Жан с восторгом разглядывал музыкальные инструменты. Саксофон, труба, кларнет произвели на него неизгладимое впечатление; до тех нор он знал лишь барабан и гитару. (Жан спросил меня, сколько стоят инструменты, и был безгранично удивлен, когда оказалось, что я не в курсе цен!) И еще одни предмет вызвал у него восхищение: катушка к спиннингу. Ему даже удалось купить одну, и он с ней не расставался. Жан с гордостью показал мне хитроумную вещицу.
Разумеется, он побывал и в общественных учреждениях Папеэте: в банке и церкви. В банке просидел несколько часов — смотрел, как из рук в руки переходят толстые пачки денег, и предавался розовым мечтаниям. А вот церковь его разочаровала, там он даже попал в неприятное положение. Ничего не подозревая, сел на одну из передних скамеек, а она, оказывается, принадлежала какой-то знатной семье, на спинке была даже серебряная дощечка с фамилией… И как только хозяева явились, Жана прогнали. Он громко возмущался: разве не все одинаково хорошие христиане? Чуть до скандала не дошло.
Не все европейские обычаи ему понравились. Ну зачем, например, в самую жару ходить в костюме, в пиджаке? А вот шляпу, которая необходима для защиты головы от солнца, они поминутно снимают, здороваясь со знакомыми. Удивили его женщины с крашеными ногтями, в туфлях на высоких каблуках. Жан настойчиво допытывался у меня: что это за причуды? К сожалению, я не смог дать исчерпывающего ответа. В самом деле, как это объяснить?..
За разговором мы и не заметили, как добрались до долины Ханаа.
Тропа не сразу спускалась вниз, она извивалась вдоль высокого гребня, окаймляющего долину с севера, и с высоты пятисот метров мы видели одновременно три долины: Таиохаэ, откуда поднялись, Хапаа и вдали Таипиваи. Во всем Маркизском архипелаге я не встречал ничего, подобного долине Ханаа: она сообщается с морем только через узкую — в несколько сот метров — расщелину в отроге, отделяющем ее от берега. Могучие гряды отгораживают Хапаа от соседних долин, получается как бы огромная чаша с отбитым краем.
Некогда здесь жило много тысяч человек, теперь — всего одна семья: брат Жана, его жена маркизанка и дочь. Жан предложил передохнуть у них, и мы пошли вниз по склону. На зов Жана откликнулся голос из пальмовой рощи. Мы свернули туда и среди колючих зарослей увидели всю семью. Брат расчищал участок, рядом жена и дочь, трехлетняя замарашка, жгли луб и сухие листья. Воздух был влажный, черная сажа липла к одежде и коже, и мне хотелось как можно скорее бежать прочь отсюда.
Ален (так звали брата) был плечистый сутуловатый мужчина лет тридцати; я заметил у него на руках и теле большие шрамы. Стерев пот со лба и выдернув из ладоней несколько шипов, он сел подле костра на кокосовый орех.
— Конечно, от такого костра дым едкий и сажа, — смущенно сказал он. — Зато комаров отгоняет. Лучше пот и грязь, чем комариные жала.
Жан рассказал брату, чем кончился визит к жандарму. Ален явно был возмущен. Он обратился ко мне:
— Все против нас сговорились. Хотят нас лишить работы, будто она такая уж приятная. Хозяин и я, по здешнему обычаю, делим доход поровну. Может показаться, что это неплохо. Но заготавливать копру здесь — это совсем не то, что на плантациях Таити и других островов. Посадки страшно запущены; чтобы добраться до орехов, надо расчищать заросли. Воздух влажный, ядра сушатся очень долго, приходится сооружать навесы, помосты для сушки. Когда копра наконец готова, ее нужно доставить к побережью. У меня только одна лошадь, она больше четырех мешков не возьмет. Чтобы переправить одну тонну, надо пять раз пройти три-четыре километра по горам.
