Леонид Платов - Предела нет
Так что незнакомый почерк — полбеды! Тревожит другое. Ведь его, Колесникова, наверное, посчитали погибшим при высадке десанта. С того дня прошло более полутора месяцев. Код могли за это время изменить.
Но попробуем рискнем!
— Сигнал перехода на прием? — буркнул радист.
— КФС.
Радист несколько раз отстучал ключом три эти буквы.
— Какие позывные ожидать?
— ФЛК.
Стук ключом прекратился. Радист слушает. Ждет…
Напряжение в радиорубке нарастает. Банг нервно перекатывает во рту сигарету, не замечая, что она потухла. Вошел Бельчке на цыпочках, спросил взглядом: «Ну как?» Банг досадливо дернул плечом.
А Колесников поспешил отвернуться, чтобы по выражению его лица Бельчке не догадался о том, что он чувствовал.
Он чувствовал радость — огромнейшую!
Через несколько минут он свяжется наконец со своими! Пусть через посредство этого вихрастого белобрысого фрица, тем хуже для фрицев! Радист, за спиной которого он стоит, всего лишь одна из деталей рации, в данном случае рычаг, прикрепленный к ключу.
«Ну где же этот отзыв — «ФЛК»? Как только белобрысый примет «ФЛК», я начну диктовать ему цифирь. Бельчке и Банг, конечно, знают, что код состоит из четырехзначных цифр. Каждое такое сочетание может обозначать слово или целую фразу. Буду на всякий случай перебивать сообщение какой-нибудь чепухой. Чтобы помешать этому, нужно знать код кода, то есть в каких именно местах чепуха прерывается и в каких возобновляется.
Хотя эта перестраховка вряд ли понадобится. Фрицы и так ни черта не поймут. Кое-что начнут понимать лишь тогда, когда на головы им посыплются бомбы или станут прыгать наши парашютисты. Ведь господин профессор заказывал как раз парашютистов, только в населенный пункт Терезиендорф, а не в Ашен!..»
Радист возобновил вызов.
«ЮКШС», «ЮКШС»… — монотонно стучит он, пробиваясь шифром-паролем Колесникова через эфир к радистам Дунайской флотилии.
Потом несколько раз вопросительное «КФС» — и молчание. Пять минут длится вызов, три минуты — молчание. Похоже, будто стучат в дверь. Постучат немного и стоят, прислушиваясь. Нет, за плотно закрытой дверью не отзывается никто.
Банг посмотрел на часы:
— Пятнадцать минут прошли. Русские не отвечают. Вы дали неправильный шифр!
Насупясь, он положил руку на кобуру своего пистолета.
— Я дал правильный шифр, — спокойно ответил Колесников. — «ЮКШС» — это и есть мой шифр. Но, вероятно, он устарел. Я был в отсутствии слишком долго.
— Ваши предложения? Что делать? — Это Бельчке, нервно.
Колесников задумался, потирая лоб. Что делать, если за давностью времени код изменен, а на старый шифр-пароль радисты не отвечают, опасаясь ловушки?
— Думайте! Ну! Думайте поскорее! — Это Банг.
Колесников поморщился.
— Только не подгонять, не торопить! Вы не даете мне сосредоточиться!
— Тише, Банг! Вы не даете ему сосредоточиться! — Это Бельчке.
«Стало быть, с кодом осечка! Выйдя в эфир, мы неожиданно наткнулись на преграду. Преодолима ли она? Как все же прорваться через эфир к своим, хотя бы на пять минут?»
Напряжение (и духота) в радиорубке все возрастает. На куполообразном лбу Бельчке выступили росинки пота, он вынужден расстегнуть воротник мундира. Банг с раздражением выплюнул на пол потухшую изжеванную сигарету, вытащил из портсигара другую…
Он не успел закурить. Колесников радостно крикнул:
— Морской код! Ну конечно, морской код! Есть он у вас?
— Банг! Есть у нас этот код?!
— Должен быть.
Радист и Банг заметались по комнате, ища свод кодовых сигналов, которые применяются обычно на кораблях.
«Пожалуй, это выход, — лихорадочно думал Колесников. — Для того чтобы рассеять сомнения наших радистов, я назову им не только свой старый шифр, но и кличку, под которой меня знают в разведотделе. Надеюсь, после этого они поверят. Должны поверить!
Но что произойдет в радиорубке, когда белобрысый дойдет до слова «Терезиендорф»? Тут не мешкать! Наклониться и перехватить ключ из-под его руки! Надеюсь я успею это сделать. Отстучу не «Терезиендорф», но «Ашен», прежде чем Банг вытащит пистолет из кобуры. У Бельчке пистолета нет. Кобура расстегнута, но пуста…»
Подняв облако пыли, шлепнулись на стол два увесистых тома.
— Теперь вы станете мне помогать! — Колесников ткнул пальцем в Банга. — Ищите соответствующие кодовые обозначения в первом томе! Вы, — радисту, — во втором! Я записываю… Карандаш! Бумагу! — Он, не глядя, протянул руку к Бельчке: — А вы будете диктовать текст. Как там у вас? «Обнаружен сверхсекретный объект, его начальник…» Да поживее! До четырех часов осталось только двадцать две минуты!
Четыре часа восемь минут. Напряжение в радиорубке достигло предела.
«Та-та-та-та! Та!» Радист монотонно стучит и при этом, как дятел, кивает в такт вихрастой головой.
Держа листок, вырванный из блокнота Бельчке, Колесников диктует цифровые сочетания вызова. Они означают:
«Морским кодом передаю донесение. Я — «ЮКШС». Моя кличка — Тезка. Я не погиб под Эстергомом. Передаю морским кодом…»
Сбоку Банг заглядывает в листок, проверяет — он по-прежнему недоверчиво настроен.
А Бельчке на пороге комнаты изнемогает от духоты и волнения — то и дело ему приходится отирать пот со лба.
И вдруг дятел-радист так резко вскинул голову, что едва не задел Колесникова.
— Отвечают! Дали свой отзыв!
Бельчке заулыбался и расстегнул еще несколько пуговиц на мундире. Банг прохрипел какое-то одобрение.
— «Я — «ФЛК», — повторил радист. — Они передают: «Я — «ФЛК». Слушаю вас. Тезка. Прием, прием!»
Ф-фу! Наконец-то прорвался к своим!
Совладав с дыханием. Колесников продолжал диктовать:
— «Обнаружен сверхсекретный военный объект. Начальник его готов сдаться нашим войскам, но на известных условиях. Передаю эти условия. Двести тысяч долларов единовременно за отказ от разработки важного военного изобретения. Гарантия свободного выезда за пределы…»
А пока негромким голосом, размеренно и очень спокойно Колесников произносит одно цифровое сочетание за другим, он ведет еще и напряженный беззвучный разговор с Бельчке:
«В лазарете мне иначе рисовался этот бой. Я считал: будет схватка врукопашную. Но мы с тобой только хитрим друг с другом. И ты не совладал со мной, Бельчке!
Подвергаясь воздействию твоего лютеола на протяжении пяти (или шести?) дней, я все же смог разгадать уловку с Терезиендорфом. И я (а не Банг и не этот белобрысый радист) вспомнил о морском коде.
Значит, рассудок мой уцелел — наперекор тебе, Бельчке! Да, да! Уцелел, выстоял, как ты ни старался расшатать его там, в саду!
