Г Метельский - По кромке двух океанов
Электрические молнии аккумулировать не придется, грозы на Севере бывают не часто, а вот атомные электростанции здесь строят. И одна из них работает в Билибино.
Вдоль кромки Ледовитого океана проходит государственная граница, и ее надежно и тщательно охраняют. Казалось бы, кто рискнет пробираться через арктические моря, через ледяную пустыню, через безлюдную, гиблую тундру? Но это не исключено, и, чтобы пресечь такие попытки, и на Крайнем Севере несут службу пограничники.
Я вспоминаю свою поездку на одну из застав Чукотского полуострова. Редкий лиственничный лесок, весело освещенный солнцем, цветет и терпко пахнет багульник, где-то вдалеке крякают утки, справа течет могучая река. Кругом безлюдно, пустынно, тихо…
И вдруг из-за деревьев, поблескивая металлом, показывается какое-то необычное сооружение из алюминия и стекла. Оно возвышается над тонкими сваями, которые надежно и легко держат эту громаду, опоясанную сплошной широкой лентой окон. К нескольким наружным дверям ведут крутые лестницы, похожие на корабельные трапы.
Навстречу спускается высокий худощавый офицер и быстро, привычным движением одергивает китель.
— Начальник заставы… Слушаю вас, товарищ. Я называю себя и лезу в карман за документами.
— Не нужно, — начальник заставы останавливает меня жестом руки. — Наряд уже проверил и доложил… Обедали? Нет, конечно. Сейчас мы все устроим… Дежурный!
Дежурный, молоденький солдат, стоит во дворе возле дымокура — обыкновенной урны, куда вместо окурков бросают клочья сырого мха. Это от комаров, которые носятся серой крапчатой тучей и жалят неимоверно. Солдат кладет наземь ветку карликовой березки, которой отмахивался, и бежит к начальнику заставы.
— Передайте повару, чтобы через десять минут был обед на двоих.
Жестом радушного хозяина майор показывает на один из трапов, и мы заходим внутрь необычного здания. Корабельная чистота, образцовый порядок. Полумрак от завешенных шелковыми шторами окон, куда днем и ночью бьет незаходящее солнце.
— Очевидно, впервые на такой заставе? — спрашивает майор и, узнав, что впервые, ведет меня по всему дому.
Мы заходим в светлый спортивный зал, в котором несколько солдат занимаются на снарядах. («Зарядку теперь делаем в любые морозы».) В Ленинскую комнату — тоже большую, с рядами кресел, сценой и стационарной киноустановкой, в библиотеку, в просторные спальные помещения, в бытовые комнаты, в прачечную, где стоят стиральные машины.
— Загрузил белье, нажал кнопку, и через сорок пять минут готово, — продолжает начальник заставы. Рассказывает он с явным удовольствием, видно, что ему по душе застава, нравятся порядки в ней, люди, нравится здесь служить.
— Жить будете в комнате для приезжих… Может быть, желаете принять душ? Горячая вода у нас круглые сутки.
Да, ничего не скажешь, удобная застава! Я мысленно переношусь на другие границы, в скромные домики застав и невольно сравниваю их с этим пограничным дворцом, на строительство которого государство отпустило большие средства. И отпустило не зря. Слишком велики трудности, тяготы, которые испытывают пограничники Арктики, по сравнению с тяготами на других границах. Нелегко, конечно, всюду, но здесь, на Крайнем Севере, намного труднее.
— На улице бывает минус пятьдесят, а у нас плюс двадцать два. Только вот сейчас жарковато: принудительная вентиляция на профилактическом ремонте…
В кухне тоже идеальный порядок. Электрические плиты сияют эмалью, котлы начищены до блеска, вымытая посуда обдувается струей теплого воздуха.
…Охранять границу в Арктике так, как это делают, например, на Балтийском или Черноморском побережье, невозможно. Там густонаселенные, обжитые места, курорты, отличный климат. Здесь — плотность населения несколько сотых человека на квадратный километр, поселки удалены друг от друга на сотни верст, полярная ночь, труднопроходимые болота. Все это, казалось бы, создает благоприятные условия для безнаказанного нарушения границы: попробуй найди среди этого белого безмолвия одного человека, к тому лее готового идти на крайний риск, тренированного, соответствующим образом одетого и обутого. Но та же самая специфика Арктики мешает нарушителю выполнить свой преступный замысел. Хочешь не хочешь, а придется идти в населенный пункт — в стойбище оленеводов, в рыбацкий поселок, в районный центр. А там каждый человек на виду.
Я сижу в канцелярии, слушаю рассказ начальника заставы. Изредка звонит телефон, заходит дежурный, вернувшийся с поста наряд…
…Испокон веков Крайний Север считался краем оленеводов, охотников, рыбаков. В советское время необозримые просторы Севера были закреплены за колхозами и совхозами. Народное хозяйство развивалось в одном направлении — сельскохозяйственном: год от года увеличивались оленьи стада, строились новые фермы по разведению песцов и черно-бурых лисиц, в прибрежных районах рос промысел морского зверя. Сейчас на первый план вышла горнодобывающая индустрия.
Все это приходит на ум, когда ходишь оживленными улицами Певека, города, который даже не попал в изданный в 1955 году том Большой советской энциклопедии. Не попал туда и Чаунский район, центром которого является Певек, район, дающий в наши дни солидную часть всего добываемого в стране олова, где идет разработка ртути, найдены сурьма, поделочные камни, где есть все предпосылки к тому, что будет обнаружен молибден.
И снова приходится повторяться. В Черском, в Хатанге, в Тикси, всюду в тех местах, где выросли крупные по масштабам Арктики поселения, не так давно была пустота, в лучшем случае стойбище оленеводов или пески рыбаков. Певек всех обогнал в росте. Он очень живописен: с ближней сопки город кажется как бы поднимающимся из воды. («Земля Певеция — почти Венеция», — шутил полярный летчик И. П. Мазурук.) Он самый ветреный: это единственный город в стране, где свирепствуют «южаки», превосходящие по силе и стремительности тайфуны Японии. Если скорость «южака» зимой доходит до тридцати метров в секунду, закрываются детские учреждения, при скорости сорок метров не выходят на работу женщины, при сорока пяти метрах в секунду запрещается всякое движение по городу. Таков «южак». Он возникает внезапно, утром и сразу же набирает силу шторма.
Певек начался с землянки, которую на берегу океана выкопал для своей семьи первый секретарь Чаунского райкома партии Наум Филиппович Пугачев. Здесь же разместился и райком, который приступил к работе в августе 1933 года. Случайно или по наитию, но место для города Пугачев выбрал исключительно удачно. Рядом, на мысе Валькумей, экспедиция С. В. Обручева вскоре нашла оловянную руду, в которой остро нуждалась страна: олово в ту пору добывали, даже переплавляя консервные банки. Поселок и оловянный рудник росли вместе, и довольно быстро, хотя еще в сороковых годах в трехстах метрах от поселка можно было стрелять диких уток.
