Рене де Баржи - В стране минувшего
С этого дня Беран мог располагать своим оружием, мог свободно уходить, не сопровождаемый никем, кроме Мечи.
Шел период тяжкой жары. Почти каждый день они доходили до реки, в излюбленный Мечей уголок, и там вместе купались.
Меча держалась с ним с каждым разом все свободнее: нередко она первая выходила из воды и поджидала его, растянувшись на солнце, и мягко заставляла его по окончании купанья расположиться около нее.
Белизна его кожи восхищала ее. Сравнивать и строение соответствующих мускулов доставляло ей большое наслаждение. Иногда она несколько резкими жестами схватывала его голову и с странным блеском в глазах прижимала ее к своей пышной груди; затем медленно и тихо ласкала его лицо, замедляя движение своих пальцев на его тонких усах, на его ресницах, на его волосах.
Эта близость, этот опьяняющий аромат молодого, здорового тела с линиями удивительной чистоты, с крепкими мускулами, с поразительно мягкой кожей — все более и более окутывала молодого человека волнующей физической истомой. Случалось иногда, что он быстро вскакивал на ноги и надевал свое платье, шепча какие-то невнятные слова, а Меча в это время оставалась неподвижной, только дыхание ее учащалось, да из-под ее полузакрытых ресниц просвечивал влажный, сверкающий взгляд.
Глава II
БЕГСТВО РЕШЕНО
Не доверяя самому себе, Леон Беран в течение нескольких дней никуда не выходил из пещеры. Ученым, удивленным этой неожиданной причудой, он объяснил, что чувствует сильную усталость. Они в расспросы не вдавались и оставляли его в одиночестве, уходя на свои научные экскурсии. А он пользовался этим временем, чтобы тщательно изучить внутренность подземелья, чтоб составить достаточно точное представление о его форме, о том, как расположено оно в отношении к грандиозному водоразделу и к реке. Большую помощь в этом изучении оказывал компас.
Таким образом, он обошел ряд широких коридоров, углублявшихся в разных направлениях и соединявших многочисленные подземные камеры. Он намеренно оставил без внимания часть этих коридоров, ближайших к общей зале. Он знал, что там каждый из гротов занят отдельной семьей, принадлежавшей к этому племени.
После двух дней таких разведок он направился по галерее, выходившей из одной из наиболее отдаленных от центра камер. Эта галерея, несмотря на некоторые отклонения, оказалась почти параллельной течению реки. Очень широкая в самом начале, она потом несколько суживалась, но продолжала вести далеко вперед. Леон Беран шел по ней более пяти часов, но конца он еще не видел.
Он решил в этот день дальше не идти и, чтоб не опоздать к ужину, пошел обратно. Дойдя до грота, откуда выходила галерея, он сделал отметку на выступе скалы, которая давала ему возможность сразу найти галерею.
Когда он вернулся, обычный час ужина давно уже прошел. Ученые испустили вздох облегчения, когда увидали его.
— Мы беспокоились, — упрекнул его Леопольд Мессен. — Давно уже ночь.
— Но я наружу не выходил, — сказал в свое оправдание Беран.
— Где же вы до сих пор бродяжничали?
— Я обследовал подземелье.
— Боже мой, зачем это?
— Посмотреть, не открывается ли там возможность для бегства.
— Как, вы все думаете о бегстве?
— Да, я о том думаю. И в меру своих сил и средств я не спеша подготовлю его.
Оба ученых обменялись взором. Упорство их компаньона смущало их.
— Но, — заметил Жан Норе, — ведь вы как будто примкнули к нашему решению дожидаться прибытия вспомогательной экспедиции.
— Вспомогательной экспедиции! Но, любезнейшие наставники, право же, я никогда в нее не верил. Ведь отдаете же вы себе отчет в затруднениях, какие встретило бы снаряжение ее при тех слабых ресурсах, которыми располагает пост Инонго? Да и вся колония Конго?
— Но, — запинаясь возразил Леопольд Мессен, — метрополия…
— О, да, она, конечно, в конце концов обеспокоится вашим исчезновением; в этом я не сомневаюсь. Но пока она решит снарядить экспедицию, сколько месяцев пройдет? Ведь вам известна наша административная волокита? Да и во Франции дела делаются не быстрее.
— Конечно, не быстрее, — согласился Жан Норе.
— Да и решатся ли там отправить экспедицию? Ничто не побуждает нас в это верить. Доклад администратора Инонго после возвращения Шифта, сошедшего с ума, после смерти Беккета, наконец после моего исчезновения, а ведь я — простите, что мне приходится об этом говорить, — имею признанную опытность при встречах с опасностями в тропических лесах, с засадами в пустынях… В результате, — эта экспедиция не может ли показаться рискованной, чересчур продолжительной, с сомнительными шансами на успех? Тогда…
Леон Беран умолк. Молчали и ученые. В нескольких фразах он представил им все в таком освещении, в каком они никогда еще не смотрели на вопрос. Трудиться, пополнять свои знания, подготовляться к опубликованию сенсационнейших открытий — все это было очень хорошо. Но представится ли им возможность приступить к опубликованию этих открытий? А если нет, блекнет и слава, на которую рассчитывали они по возвращении в Европу.
Хуже того: их открытия, остающиеся неизвестными ученому миру, их усилия двинуть науку еще на один новый — и притом на гигантский шаг — все это пропадает. Первый нарушил молчание Жан Норе.
— Надо сознаться, дорогие коллеги, с этой точки зрения мы еще не смотрели на наше положение.
— К сожалению, вы правы, — согласился бельгиец.
— Ваш соотечественник предвидит возможность, что отправлявшие нас сюда откажутся от дальнейших поисков, и этот вопрос, мне кажется, должен теперь привлечь все наше внимание.
— Я совершенно с вами согласен.
— Не о нашем скромном существовании идет сейчас речь. Не оно заботит меня и вас. Не наша жизнь, а исключительная важность наших открытий. Если они ни до кого не дойдут, какая страшная получится потеря для науки.
— Потери неисчислимые, — воскликнул Леопольд Мессен.
— Далее, лучшая почесть, какую можем мы воздать памяти сэра Эдварда Беккета и доктора Шифта — мы ведь на него также, к сожалению, должны смотреть как на умершего по крайней мере для науки — лучшая почесть, говорю я, не состоит ли в том, чтобы оповестить мир о наших трудах, участвовать в которых до конца не пришлось им по одной лишь жестокой случайности?
— Конечно, да.
— Во имя этих двух жертв долга, мы не должны, следовательно, рисковать вечным молчанием о наших открытиях, а обязаны тщательно взвесить соображения нашего молодого сотоварища.
— Да, это нужно, — вздохнул Леопольд Мессен.