Герберт Тихи - Чо-Ойю – Милость богов
Почти все религии на земле направлены на то, чтобы освободить людей от страха перед смертью и заставить их смотреть на смерть, как на логическое завершение жизни, поэтому мое настроение можно было назвать религиозным экстазом.
Радость от будущего успеха, а теперь я был убежден, что мы достигнем, вершины, уже не играла никакой роли. Вершина теперь имела ту же ценность, как все окружающее меня и я сам, – она являлась просто частью целого.
Несмотря на убеждение, что этот день кончится нашей смертью, я уже не чувствовал ответственности за своих друзей, идущих рядом со мной. Понятия перемешались и уступили место не равнодушию, а другой оценке.
Я не знаю, как долго продолжалось это счастливое движение, возможно, два часа, возможно, три. Перед нами все еще был подъем без особых трудностей, кроме нашей усталости. Мы шли почти без отдыха восемь часов и шли все медленнее. Наконец, склон стал более пологим и обзор шире.
Вдруг подъем прекратился, простор стал неограниченным, над нами небо, а вокруг нас бесконечные цепи Гималайских гор. Мы на вершине.
Пазанг шел нам навстречу. Его ледоруб был воткнут в снег, и привязанные к нему флаги Непала, Австрии и Индии развевались на ветру. В принципе я не являюсь сторонником флагов, но при виде флага своей родины и флагов этих двух стран, которые я очень люблю и которым я так многим обязан, я не мог удержать слез. Было три часа дня 19 октября 1954 г.
Пазанг обнял меня. Слезы текли из его глаз, и ветер уносил их маленькими кристалликами в бесконечное пространство. Для него покорение вершины имеет большее значение, чем для нас. В течение двадцати лет он был «сирдар» и стремился подняться на «очень высокую гору». На К2 и на Дхаулагири он был близок к выполнению своего заветного желания, но счастье было против него. Сегодня, наконец, исполнилось самое страстное желание в его жизни. От счастья он не мог говорить и только в слезах повторял: «Вершина, сагиб, вершина».
В глазах Сеппа и в моих были слезы, которых мы не стыдились. Мы обнимались и целовались. Как я рад, что мы втроем! Взявшись под руки, мы пошли на высшую точку.
Над нами было бесконечное синее небо. Как колокол, опускалось оно вокруг нас. Покорение вершины – большая радость, но близость неба величественнее. До нас мало людей было так близко к нему. Небо, а не мы, господствовало над вершиной в течение этого получаса.
Вершина имеет такое грандиозное окружение, что страшно и подумать: Эверест, Лхоцзе, Нуптзе, Макалу, видно Канч и суровый массив Кангтега.
Нам хотелось смотреть, смотреть и только смотреть. Но мы устали и не могли долго оставаться на вершине.
Сепп положил в вечный снег маленькое распятие, которое ему дала с собой его мать. Пазанг и я закопали в снег сладости и шоколад – благодарственный дар богам. Эта принятая в Гималаях церемония выполняется даже при переходе через легкий перевал. Как часто я и мои спутники из местного населения бросали ветру в знак благодарности цзамбу, рис и сахар. Мне казалось само собой разумеющимся последовать старому красивому обычаю. Я хотел вырыть ледорубом маленькую ямку для моих подарков, но руки не слушались меня. Я встал на колени. Несколько секунд я стоял в таком положении – мы все по-разному благодарим бога.
Мы сделали обычные снимки на вершине, даже против своего желания, потому что знали, что они являются единственным доказательством покорения вершины. Было очень трудно подобрать экспозицию. Кроме того, так холодно, что Сепп только на короткое время смог снять рукавицы. Несмотря на недействующие пальцы, я пытался сфотографировать панораму, но был вынужден передать аппарат Сеппу. Один раз я попытался с победным видом поднять ледоруб с флагами, но или моя рука была слишком слаба, или ветер очень сильным – во всяком случае на этом снимке мы сэкономили один кадр. Пазанг снял меня с Сеппом – в кадре оказались две срезанных головы и безоблачное небо. В этом отношении Пазанг не очень талантлив.
Наши тени удлинялись, полчаса пребывания на вершине и близости к небу прошли, нужно было спускаться, если мы не хотели бросить вызов судьбе.
Глава XI
СПУСК
Последний взгляд на божественную картину грандиозного горного мира, и мы начали спуск по своим следам. Снова каждый идет по-своему. Мы спускались значительно быстрее, чем рассчитывали. На этих высотах разница во времени подъема и спуска значительно больше, чем в наших горах. Вскоре мы подошли к плечу и собрали оставленное нами при подъеме снаряжение.
Мы уже знали, что мое предчувствие не исполнится. Если во время спуска ничего не случится, то к вечеру мы будем в лагере IV. Лагерь – маленькая, почти незаметная точка в ледяной пустыне под нами.
Трудно даже себе представить, что эта точка означает для нас жизнь и безопасность, но это именно так. Через несколько часов мы уже будем лежать в спальных мешках и, все еще возбужденные пережитым, говорить: «А помнишь…» Пережитое на вершине станет уже только воспоминанием.
Я старался сохранить эти переживания в себе как можно дольше. Мне неизвестно, смогу ли я второй раз в своей жизни пережить такое, когда пространство и время объединяются в единое, стираются границы между воспоминаниями и действительностью, а все сливается, в одно незабываемое целое.
Спускаясь в этом величественном бескрайнем безмолвии, я вдруг почувствовал, что те двадцать лет, которые я путешествовал по Гималаям, уже не являются воспоминаниями прошедшего, а стали переживанием настоящего. Желание покорить Чо-Ойю стало не более значительным, чем мое первое желание увидеть Гималаи. Одно немыслимо без другого.
Сознательно медленно, шаг за шагом, я ставил кошки на снег. Но сейчас не для того, чтобы сэкономить силы, мне хотелось как можно дольше продлить этот день.
Я вспомнил свое первое знакомство с Гималаями. Мы с другом ехали на мотоциклах по Индии и недалеко от города Патиала воспользовались гостеприимным предложением немецкого лесничего. Он взял нас с собой в охотничий домик магараджи, расположенный в горах: тогда мы увидели далеко на севере тонкую белую линию – это были снежные вершины Гималаев. Я в тот момент был очень счастлив, но еще не знал, что уже никогда не смогу освободиться от тоски по этим вершинам.
Потом были годы учебы на геологическом факультете Венского университета. Мой учитель, профессор Эдуард Суесс, дал мне свободу в выборе темы и места работы над докторской диссертацией. Я, конечно, сказал: «Гималаи».
Профессор Суесс посмотрел на меня задумчиво и приветливо: «У меня еще не было учеников, писавших диссертационную работу о Гималаях; я был бы рад этому». И после долгого молчания: «Только Гималаи очень далеко, и путешествие туда стоит немало денег. Как вы с этим справитесь?» «Легко, – сказал я, – очень легко, господин профессор: я ведь журналист».
