Жак-Ив Кусто - Лососи, бобры, каланы

Даже несмотря на многочисленные работы последнего времени имеется очень мало сведений об этих животных. Как это было с китами, с пятнистой кошкой, орлами, тасманийским волком и сотней других различных зоологических видов, так было и с каланами: сначала их убивали, а уже потом натуралисты должны были иметь дело с тем, что осталось, — когда вообще что-то оставалось.

Что до меня, то я хочу впервые заснять в воде жизнь и приключения калана и тем способствовать расширению объема знаний о нуждах, окружении и нравах этого элегантного млекопитающего. [32] Я надеюсь лучше понять, что необходимо для его выживания сейчас, когда этому выживанию приходится вступать в некий компромисс с завоевательной деятельностью человека.

Сейчас ныряльщики „Калипсо“ уже свыклись с таинственной ледяной средой, где калан наслаждается жизнью. Они скользят между гигантскими водорослями, как большие молчаливые птицы в первобытных лесах. („Природа — это храм, где все столбы живые…“ — о Бодлер, только ты один смог подобрать сравнение для этих больших лесов моря…)

Повсюду разрезные слоевища Nereocystis качаются и сплетаются. Повсюду закругленные поплавки келпа, наполненные углекислым газом, иризуют и отражают свет, скупо рассеянный поверхностью воды.

Пловцы проверяют на ходу прочность ризоидов водорослей — не слабо! Речь идет просто о способе прикрепления. Оно неравнозначно корням растений. Эти органы, лишенные проводящих каналов, не погружаются в почву и ничего не привносят в питание растения.

За скалой, где мелкие рыбки, прозрачные как стекло, танцуют в зеленовато-голубой воде, королевский краб, закованный в устрашающую броню, замирает спугнутый пловцами. Тело наклонено вперед под углом 45°, клешни вытянуты — типичная поза защиты животных его отряда. Это одно из наиболее крупных известных ракообразных: 1 метр в размахе ног (японский краб, его кузен, достигает в размахе ног 3 метров…). Но закованные в броню ноги, спинной щиток и клешни, весьма впечатляющие на взгляд, не мешают ему быть одним из излюбленных лакомств калана.

Это и для человека весьма вкусное блюдо: у нас будет возможность заснять работу краболовов Аляски, разгрузку судна с крабами в ДагХарбор и местный завод, который производит консервы из этого сочного океанского беспозвоночного.

Что касается калана, то он продолжает играть с нами в прятки… И научный состав „Калипсо“ вынужден заняться в водах Амчитки немного скучноватой, но необходимой работой, которая состоит в анализе через меню (вид за видом) экологической системы лесов келпа. В это же время другая группа исследователей отправится на битву в иные края.

Цепь Алеутских островов — это смесь земли и воды, где часты внезапные туманы, где серо-коричневые мысы сливаются с зеленью водорослей и где тысячи птиц летают туда-сюда, объединяя эти три стихии…

Бернар Шовлен и Раймон Колл надеются… застать каланов, пока те дремлют в неверном свете арктической зари. Они отправляются в зодиаке к обдаваемым солеными брызгами скалам маленького острова Санак (в нескольких милях южнее крайней точки полуострова Аляска), который показывается из вод Тихого океана словно по волшебству. Их секрет заключается в том, что они собираются искать каланов на берегу, а не в воде.

В самом деле, если калифорнийский калан, согнанный с берега цивилизацией, больше не выходит на него (как я уже отмечал вскользь), то его аляскинский соплеменник, напротив, охотно пользуется этой возможностью — особенно в период страшных зимних шквалов: ветры дуют здесь со скоростью 200 километров в час. (Калифорнийский калан при передвижении по суше тащит заднюю часть своего тела. Калан с Аляски, наоборот, способен поднять таз и опереться на все четыре лапы: будучи меньше травмирован человеком, он передвигается по суше лучше, потому что чаще упражняется в этом.)

Шовлен и Колл, которым я поручил… во что бы то ни стало привезти (не причиняя им, разумеется, ни малейшего вреда) двух каланов на „Калипсо“, первым делом исследуют подветренную сторону острова Санак. Напрасно.

По возвращении из маленькой бухточки они натыкаются на очень молодого тюленя, который, плохо еще умея плавать, оказался в отлив на мели среди скал. Они подошли к тюлененку, поместили его в одну из сетей, которые были взяты на случай поимки каланов, а затем поднесли его к воде и выпустили в море.

Как и следовало ожидать, тюлениха находится неподалеку. Она отчаянно зовет своего отпрыска. Она немного продвигается вперед сквозь водоросли, по направлению к людям; затем ждет, на некотором расстоянии. Громадные черные круглые глаза, освещающие ее выразительную морду, полны нежности и страха.

Ну же! Через минуту мать и дитя воссоединяются. И вот они исчезают, ласт к ласту, в келповом лесу.

И именно в это мгновение двое пловцов с „Калипсо“ останавливаются потрясенные: там, слева, на скалах, смоченных брызгами, — нет, это не тюлень, это же калан!

Мимолетное видение — а какой всплеск эмоций оно породило! В следующее мгновение, даже не изогнувшись, животное в гладком мехе скользнуло, как луч света, в зеленую воду и заструилось между гигантских водорослей восхитительно мягкими и гармоничными движениями.

Другой калан, спящий среди келпа, в трех метрах от первого, просыпается в свою очередь и скрывается в море. Чуть дальше две обеспокоенные матери закрывают малыша своими телами. Три больших молодых калана с черным мехом, наоборот, демонстрируют полное отсутствие страха. А старик, голова которого убелена сединами, даже осмеливается приблизиться к людям…

Это и есть вся колония, которую Бернар Шовлен и Раймон Колл только что открыли.

„Какое удовлетворение, — говорит Шовлен, — наблюдать, как это делали мы, все поселение этих редчайших животных… Мы таращили глаза, считали и пересчитывали всех индивидуумов, отмечая малейшие закоулки пейзажа: так хотелось не пропустить ни одного! Раймон и я подталкивали друг друга локтями — каждому не терпелось поделиться своим открытием друг с другом… А я заметил еще одного! А я увидел еще одного за этой скалой! А ну-ка, посмотри на пляж — там их вдвое больше, чем ожидалось… Но это еще не все.