Среди стихий - Александр Ефимович Берман
Теперь несколько слов о касках мотоциклетных, хоккейных, горнолыжных и пр. Не знаю, нужны ли они в воде, но на плоту определенно необходимы. На любительском киноэкране я видел, как плот, идя по сливу, ткнулся в камень, и все, кто был на нем, так выразительно бились касками о бревно передней подгребицы (его хотя и называют "подушкой подгребицы", оно все-таки бревно), что я слышал барабанный гром этих ударов, несмотря на полную немоту фильма.
Вообще сам плот может быть источником серьезных опасностей. Однажды во время напряженного причаливания (плот быстро шел вдоль каменистого берега, и нужно было соскочить и успеть привязать его к дереву за секунды, потому что дальше на целые километры тянулась неразведанная шивера) я отправился на нос. Мне уже неоднократно кричали: "Прыгай!" Драгоценные секунды таяли, а веревка оказалась запутанной, и я распутывал ее двумя руками, ни за что не держась, ничего не видя вокруг, кроме перепутавшихся колец. Тем временем плот сухо ткнулся в камень и замер. Я улетел с него (как ветром сдуло), ничего не почувствовав и не поняв. Но, оказавшись в воде, точнее, на мелком каменистом дне, я увидел нависшее надо мной брюхо плота, громоздящееся на камень и готовое соскользнуть на меня.
Тогда я живо понял, во что сейчас превращусь, и выскочил из-под плота с такой стремительностью, что инерции хватило и на то, чтобы оказаться на берегу и привязать плот (веревка при этом сама распуталась).
Если бы я был привязан к плоту, может быть, я бы и не упал. Но лучше к плоту не привязываться. Это чувство воспитал во мне Игорь Потемкин. У него были свои счеты с веревкой. На Тянь-Шане он шел по воде вдоль скалы. Пройдя скалу и убедившись, что дальше хода нет, он подал знак, его стали вытягивать против течения. Веревку тянули три человека, скрытые за выступом скалы. Игорь лежал и, балансируя руками, несся воде навстречу, как катер. В какое-то мгновение он упустил равновесие и оказался под водой. Его отчаянные усилия выбраться на поверхность не приводили к успеху. Веревка держала его под водой и давила с огромной силой, собираясь переломать ребра. Игорь стал хлебать воду. Последнее, что он четко помнил, это светлые нити пузырей, закрученные вокруг него спиралями в зеленой воде. К счастью, люди догадались выглянуть из-за скалы. От неожиданности они отпустили веревку, Игорь всплыл, пришел в себя и выбрался на берег.
Он говорит: "Нет более дурацкой ситуации, чем когда ты связан. Пока ты свободен, все можно сделать!" Это заявление очень в характере Игоря: он ловок, быстро соображает, он большой, сильный, его движения в секунды опасности отточены и красивы. Однажды наш плот нырнул под завал. Все успели перепрыгнуть на бревна, кроме Лены — жены Игоря, которая сорвалась, и ее потащило под завал. Она пыталась цепляться за ветки. Я бросился к ней, чтобы помочь (затея безнадежная), но Игорь прыгнул, обрушился на нее сверху, глубоко утопил ее под завал. Они вместе прошли завал под водой и вынырнули ниже. Игорь говорит, что ветви деревьев старались связать их, как веревки. Он почти болезненно относится к веревке. Он оказал большое влияние на развитие плотового спорта, и я уверен, что именно его субъективное отношение к веревке передалось другим. Я знаю отдельные случаи, когда к страховочным кольям приделывают петли-темляки, как у лыжных палок. Но даже это редкость. Плотогон свободен и борется с волной исключительно силой своих рук и ног.
Кстати, о силе.
Сплав на плотах — специфический вид спорта и, конечно, весовыми категориями не определяется. Однако я уверен, что люди большой физической силы получают от него неизмеримо большее наслаждение. Сам я среднего роста, и с таких позиций мне легче оценить ощущения и тех, и других. Что же касается женщин, то находиться на плоту им опаснее, чем мужчинам, так как при той же приблизительно поверхности тела они испытывают тот же удар водяного вала, а сил у них меньше.
Плоты, очевидно, все-таки мужской вид спорта. Но тут мои чувства противоречивы. В какой-то мере я попытался их показать в очерке "Начальник всегда прав".
Очерки скалолазания
Столбы, Столбы…
Когда идешь по скале один и нет веревки, которая простит "ошибку", ты за ошибку можешь ответить жизнью.
Но, когда я лазал по скалам на красноярских Столбах, рядом всегда были люди, которые знали эти скалы наизусть и которые подсказывали мне, как использовать малейшую зацепку камня, ибо на сложных ходах надо точно повторять давно отработанные и проверенные движения.
Помню, как, впервые будучи на Столбах, я висел на скале "Митра" и смотрел вниз на убегающе-ровную стену, скользящую в шестидесятиметровую глубину. Сверху мне советовали, как поставить руку, но я испугался вдруг, что сейчас соскользнет нога, и остро подступило одиночество. Но потом, уже выше, на еще более сложном участке стены, названном "Алилуй", я ощутил вдруг эту магическую связь с голосом человека — столь же ощутимую и материальную, как веревка.
На "Алилуе", опираясь правой рукой на узкую покатую полочку, на которой умещается только половина ладони, отжимаешься до уровня живота, и теперь на эту полочку тянешь ногу — складываешься пополам. А левую руку одновременно вытягиваешь над головой, пытаешься дотянуться до верхней зацепки и никак не можешь достать ее. Помню, как я балансировал на "Алилуе" и как вдруг подо мной покачнулась стена. Но тут же вернулась уверенность, как будто подцепили веревку, я сильнее подался вверх, и рука достала зацепку. Встал, выпрямился, огляделся, облегченно вздохнул. И только тут с опозданием осознал — как эхо услышал слова, прозвучавшие секунду назад, ласковые слова сопровождающего.
— Немножко, еще немножечко, сантиметрик еще… Ну, вот и все!
Этим летом я вновь побывал на Столбах, чтобы вновь испытать яркое чувство риска, идя по скалам без веревки, или, как говорят на Столбах, "свободным лазаньем".
Я шел на Столбы в воскресенье, было много народу. Спрашивал Папу Карло, Дика, Гапона (среди столбистов приняты клички, так что настоящих имен порой и не знаешь). Никого из них на Столбах в то утро не оказалось, но я познакомился с двумя молодыми ребятами: Седым и Художником.
Пошел с
