Андрей Остальский - Иностранец на Мадейре
Но поначалу Зарко пришел от зрелища в восторг. Тот факт, что эти животные выбрали бухту для своего лежбища, говорил о качестве, о том, что здесь безопасно и сытно (если, разумеется, умеешь ловить рыбу). А рыбу звери ловить умели – еще как! Неуклюжие, просто даже нелепые на берегу, они оказались невероятно быстры и маневренны в воде. За что их здесь и прозвали «лобуш де мар», «морскими волками», и в народе называют их так до сих пор.
Но это – неправильное название. На самом деле это – тюлени-монахи, по-португальски – foca monge, редкие, почти уже вымершие морские животные, занесенные ныне в Красную книгу. В России их зовут белобрюхими тюленями – из-за характерного светлого пятна на животе. Сейчас их в мире осталось меньше 600 особей, и они находятся на грани полного и окончательного исчезновения, а их карибские братья уже вымерли.
Говорят, португальский король пришел в недоумение: что еще за морские волки такие? – и велел выбросить из названия городка слово «морские», так в мадерьянской топонимике и появились невиданные здесь лесные хищники. Но на гербе города фигурируют все же тюлени, а между ними – колонна, восьмиугольник, якобы тамплиерско-масонский символ. Так, по крайней мере, считает наш друг Октавиу Суза. Он говорит, что Зарко сам был членом одного из орденов (Ордена Иисуса), предтечи вольных каменщиков. И вообще, тюлени считаются животными, приносящими удачу. На гербе они как будто охраняют колонну, а значит, и город.
Но, увы… на гербе тюлени живут и город охраняют, а вот их самих сохранить не удалось. На острове их давным-давно уже нет. Местные рыбаки постарались, уничтожили конкурентов. Поговорите с ними, они вам объяснят, что к чему. Что взрослой особи «монаха» требуется до трех килограммов рыбы в день, и из-за них страдали уловы и рыбацкие семьи.
Октавиу – композитор и философ, а заодно и владелец «Bar de Mar» – популярного бара, расположенного у самого берега в Камаре-де-Лобуш. Мы сидим с ним, потребляем знатные морепродукты, пьем «зеленое» португальское вино и рассуждаем о судьбе тюленей и о взаимопроникновении культур. И Октавиу, и присоединившийся к нам его старый друг Филипп Клод знают кое-что из русской классики. Читали Достоевского – «Преступление и наказание» и Толстого – «Анну Каренину» (Октавиу, кроме того, одолел и «Войну и мир»). Знакомы, хотя и не очень глубоко, с русской музыкой, особенно оба ценят Второй концерт Рахманинова. Выговаривают, правда, имя композитора так, что мне удается понять, о ком и о чем речь, только с третьей попытки. И то помогло название произведения, вернее, его номер. Это я давно понял: если второй – значит, речь о Рахманинове, если первый – то о Чайковском. Последнего мои мадерьянские друзья тоже знают, но выше ставят Рахманинова, и тут наши вкусы совпадают.
Мы говорим о музыке, Филипп Клод цокает языком, демонстрируя свой восторг, и на нас с недоумением оборачивается полуголый местный рыбак, который в нескольких метрах от нас подкрашивает свою яркую полосатую лодку. Он стоит прямо на солнце, но оно его нисколько не смущает: рыбак не боится ни рака кожи, ни элементарного теплового удара – мадерьянцы, и особенно рыбаки, генетически приспособлены к многочасовому «зажариванию» в ультрафиолете. Но слово «Рахманинов» кажется ему нелепым сочетанием звуков… впрочем, он не слишком любопытен и быстро теряет интерес к нашей странной беседе. «Про музыку болтать можем, а вот лодку подкрасить – нам слабо… а уж тунца вытянуть и подавно», – думаю я и смотрю на голую черную спину с уважением.
Мы сидим в открытой зоне бара, почти на пляже, совсем рядом море, черные камни и скалы, та самая знаменитая бухта. Если поднять глаза, то на крутой скале над ней возвышается ресторан «Черчилль». Назван он так не случайно. В январе 1950 года прославленный британский премьер, на тот момент уже бывший, проводил на Мадейре короткий отпуск (его пришлось прервать из-за досрочных парламентских выборов, неожиданно объявленных на Альбионе). Но вот за несколько дней, что Черчилль прожил на Мадейре, он успел посидеть на этой скале, рисуя акварелью пейзаж Камары-де-Лобуш и ее достославной бухты. Кстати, получалось у британского премьера, по-моему, замечательно, и в этом деле, то есть в изобразительном искусстве, он тоже был на порядок талантливей своего поверженного врага – Адольфа Гитлера, который одно время мнил себя художником.
Теперь холм этот стал чем-то вроде места паломничества: многочисленным британским туристам любопытно взглянуть, где же предавался любимому хобби самый великий (если верить опросу Би-би-си) их соотечественник.
Тихая, захолустная Мадейра благодаря невидимому присутствию черчиллевского духа как бы становится частью мировой истории.
На самом деле захолустность в данном случае – как раз огромный плюс и составляющая очарования волшебного острова. Это где-то там, на другой планете хлещут ливни, бушуют ураганы. В том, опасном и неуютном мире, угоняют самолеты, взрывают дома, воюют, угрожают, трясутся в ожидании вторжения чужой армии или действий террористов. Здесь же – тишь да гладь да божья благодать. Теплый, вкусный, ласковый рай… Ну, может быть, скучноватый для продвинутой молодежи… Но и в этом как раз его прелесть. Впрочем, некоторые считают именно Камару-де-Лобуш центром преступного мира Мадейры, хотя это довольно смешное словосочетание, почти оксюморон.
Наш друг Октавиу уверяет, что в его родном городе никакой серьезной преступности нет, «тоже мне мафия, десяток полубомжей, полукарманников», ворчит он. Но мы рассказываем ему историю, которую услышали от питерских друзей…
Один соотечественник из Санкт-Петербурга, назовем его условно Николаем, изрядно приняв на грудь, ощутил острую необходимость срочно, без малейшего промедления, искупаться в океане. Тем более что на Мадейре, при всех ее достоинствах, пляжей в привычном нам понимании совсем немного, все же – скала посреди океана… И вот увидал подвыпивший Николай подходящую полоску берега, сорвал с себя рюкзак и полез в Атлантический океан… Насладился водой, которая не то чтобы очень холодна, но и слишком теплой ее не назовешь (почему наиболее изнеженные и предпочитают бассейны, которыми остров буквально усеян). Вылез Николай из воды довольный и почти трезвый. Но вот незадача – рюкзак исчез! Он даже не поверил своим глазам, решил, что это какое-то недоразумение, ведь все говорят, что на Мадейре нет преступности, что двери можно не запирать и сумки в автобусе забывать, что в большинстве случаев – святая правда, но из всякого правила все же есть исключения.
Надо сказать, что иностранными языками Николай не владел ни в каком приближении. И решил, что надо с кем-то посоветоваться, что же делать. Позвонил в гостиницу той самой питерской паре, с которой случайно познакомился накануне. Те захотели помочь земляку и обратились к нам как местным старожилам, и мы готовы были предложить свою помощь в переговорах с властями и администрацией отеля, в котором проживал Николай. Но тот вдруг наотрез отказался, будто испугался чего-то. Позднее выяснились детали. Оказывается, в рюкзаке были не только кредитные карточки и какие-то документы, но и наличные – около 30 тысяч долларов. Николай справедливо полагал, что такие суммы могут насторожить полицию, к которой он в конце концов все же обратился, но, кажется, опустил такие детали, как конкретное количество денежных знаков в злосчастном рюкзаке. Полиция, что не удивительно, помочь ему не смогла, как ни старалась. Разочарованный Николай отправился выпивать в компании еще каких-то русскоязычных, которые и просветили его насчет «мафии Камары-де-Лобуш», с которой он вступил в переговоры через посредников, и те обещали попытаться найти рюкзак и вора за процент от содержимого. Но тоже не преуспели. А если бы и преуспели, то с какой стати стали бы делиться с хозяином? Но в процессе этих, прямо скажем, бессмысленных переговоров Николай выяснил (и рассказал затем нашим знакомым), что главный «рэкет» этой «ОПГ» состоит в следующем: весь день они спят, к ночи просыпаются и, опохмелившись, отправляются на поиски загулявших иностранных туристов, и, если таковой попадется в темном месте, как следует его «обчищают». Вот такой жуткий бандитизм!
