Тигр снегов. Неприкосновенная Канченджанга - Норгей Тенцинг
Я много путешествовал. Путешествовать, передвигаться, ездить, смотреть, узнавать — это у меня словно в крови. Еще мальчишкой, живя в Соло Кхумбу, я как-то раз удрал из дому в Катманду, столицу Непала. Потом удрал снова, на этот раз в Дарджилинг. А из Дарджилинга я на протяжении более чем двадцати лет ходил с экспедициями во все концы Гималаев. Чаще всего — в лежащий поблизости Сикким и обратно в Непал, нередко в Гархвал, Пенджаб и Кашмир. Случалось ходить и подальше: к афганской и к русской границам, через горы в Тибет, в Лхасу и за Лхасу. А после взятия Эвереста мне пришлось побывать еще дальше: я изъездил почти всю Индию, и южную и северную, летал в Англию, дважды посетил Швейцарию, провел несколько дней в Риме. Правда, я еще не видел остальной части Европы и Америку, но надеюсь скоро получить такую возможность. Путешествовать, познавать и изучать — значит, жить. Мир велик, и его не увидишь сразу весь, даже с вершины Эвереста.
Я сказал, что я счастливый человек. Далеко не всем шерпам так везло, как мне, — многие из них погибли от болезни или во время несчастных случаев в горах. Конечно, и со мной бывали несчастные случаи, но серьезного ничего не было. Я никогда не падал с обрывов и не обмораживался. Кто сильно потеет, легко обмораживается, но я никогда не потею во время восхождения; а в лагере, когда нам положено отдыхать, тоже стараюсь двигаться. Обмораживается тот, кто сидит и ничего не делает. Трижды я попадал в лавины, но они были неопасны. Один раз потерял очки на снегу и сильно помучился с глазами из-за ослепительного солнца; с тех пор я всегда ношу с собой две пары темных очков. Другой раз я сломал четыре ребра и вывихнул коленные суставы, но это было во время лыжной прогулки, а не в горах. Единственное настоящее повреждение в горах я получил, когда пытался задержать падающего товарища и сломал палец.
Говорят, что у меня «трое легких» — так легко я переношу большие высоты. Это, конечно, шутка. Вместе с тем я готов допустить, что лучше приспособлен для высот, чем большинство других людей, что я действительно рожден быть альпинистом. Во время восхождения я передвигаюсь в ровном, естественном для меня ритме. Руки у меня обычно холодные, даже в жару, и сердце, по словам врачей, бьется очень медленно. Большие высоты — моя стихия, там я чувствую себя лучше всего. Когда я недавно ездил в Индию, то заболел из-за духоты и тесноты так, как никогда не болел в горах.
Да, горы были добры ко мне. Я был счастлив в горах. Посчастливилось мне и в отношении людей, с которыми я ходил в горы, товарищей, с которыми вместе боролся и побеждал, терпел неудачи и добивался успеха. Среди них мои друзья шерпы, родством с которыми я горжусь. Среди них индийцы и непальцы и другие жители разных стран Азии. Среди них люди с Запада: англичане, французы, швейцарцы, немцы, австрийцы, итальянцы, канадцы, американцы, а также новозеландцы. Встречи, знакомство и дружба с ними занимают большое место в моих воспоминаниях. Для того чтобы стать друзьями, не обязательно быть похожими между собою. Раймон Ламбер, с которым мы чуть не взяли Эверест в 1952 году, швейцарец и говорит по-французски. Мы могли объясняться лишь с помощью немногих английских слов и многочисленных жестов, однако мы с ним такие друзья, как если бы выросли в одной деревне.
Никто из нас небезупречен. Мы не боги, а всего лишь обыкновенные люди, и случается, что во время экспедиций возникают осложнения. Такие осложнения имели место и во время последней английской экспедиции 1953 года, я этого не отрицаю. Однако из-за того, что экспедиция так прославилась, значение этих недоразумений было сильно преувеличено. Посторонние люди стали преднамеренно извращать истину. В своей книге я не буду ни преувеличивать, ни жаловаться, ни возмущаться, ни извращать. Слишком велик Эверест, слишком дорога мне память о нашем восхождении. Я буду говорить только правду, а правда заключается в том, что происходившие между англичанами и азиатами недоразумения — ничто в сравнении с теми узами, которые связывали нас. Это были узы общей цели, любви и преданности. Te самые узы, которые связывают всех альпинистов мира, делают их братьями.
Политика, национальность — как много шуму поднимают вокруг этих понятий! Не в горах, разумеется; там для этого жизнь слишком непосредственна и смерть слишком близка, там человек есть человек, обыкновенный смертный, и больше ничего. Зато потом начинается политика, споры, раздоры… Не успел я спуститься с Эвереста, как почувствовал это и сам. Тридцать восемь лет я жил, и никому не было дела до моей национальности. Индиец, непалец, тибетец — какая разница? Я был шерпа, простой горец, житель великих Гималаев. И вот на тридцать девятом году моей жизни меня вдруг принялись тянуть и дергать в разные стороны, словно я не человек, а кукла, подвешенная на веревочке. Первым на вершину обязательно должен был взойти я — на ярд, на фут, хотя бы на дюйм раньше Хиллари. Одним хотелось, чтобы я был индиец, другим — непалец. Никого не интересовала истина, никого не интересовал Эверест — только политика! И мне стало стыдно.
О взятии вершины я расскажу позже. Что же касается национальности и политики, могу лишь повторить то, что я сказал тогда же.
Одни называют меня непальцем, другие — индийцем. Я родился в Непале, но теперь живу в Индии вместе с женой, дочерьми и матерью. Индиец, непалец — я не вижу никакой разницы. Я шерпа, непалец, но считаю себя также и индийцем. Все мы члены одной большой семьи — Хиллари, я, индийцы, непальцы, все люди на свете.
Да, это был долгий путь… От подножия Эвереста до вершины. От горных пастбищ
