Макс Поляновский - С букварем у гиляков. Сахалинские дневники ликвидатора неграмотности
— Многие из этих ловцов умерли, а иные до сих пор живут здесь, на острове. Из уцелевших мне лично известны гиляки по имени: Ворон, Катька, Нырен и Верка, — сказал приказчик и после некоторой паузы добавил: — Нырен здесь, между нами.
Все недоверчиво поглядели на рассказчика, но никто не произнес ни слова.
— Верно я говорю, Нырен? — спросил приказчик человека, лежавшего внизу.
— Однако правильно. Нырен — это я, — равнодушно ответил гиляк, ехавший с женой на работу в Катангли.
И он ни на минуту не вздумал отпираться или скрывать этот факт. Даже сейчас, по прошествии 25 лет, ему непонятно, какую позорную работу заставляло его делать начальство.
Нырен добавил, что каторга окрестила его кличкой «Ванька Крученый», но почему дали ему это прозвище — не знает. Он охотно подтвердил все рассказанное приказчиком, даже добавил, что ему памятно людоедство среди ссыльных, когда каторжники прокладывали Тымовскую дорогу и голодали.
Ночь в сторожке прошла быстро. Утром в ней было еще холоднее, но никого это не тревожило так, как Быкова. Гиляк-почтарь, едва рассвело, запряг своих собак в нарты и пустился в дальний путь; другой гиляк, с женой, тоже готовился к отъезду; приказчик уехал несколько минут назад; не мог уехать лишь Быков, чей каюр, орочон Володя, вчера уехал к себе в стойбище и обещал вернуться сегодня утром.
Было уже не рано, но Володя не возвращался.
Быков знает: туземцы никогда не нарушают данного ими слова и обещания выполняют в точности. Вероятно, что-нибудь задержало Володю.
Жаль было уходящего дня. Здесь, на севере, дорожат каждым светлым часом короткого зимнего дня, выезжают пораньше, чтоб побольше проехать, между тем молодой орочон безжалостно расточал дорогое время.
Быков, потеряв терпение, пошел в стойбище орочон искать своего загулявшего каюра. В стойбище Володи не оказалось. Орочоны сказали, что пошел в тайгу искать своих оленей, отпущенных для подыскания себе корма.
От скуки Быков стал осматривать стойбище из семи палаток, в которых обитали шесть орочонских и одна тунгусская семья.
Палатки были из тонкой бязи, в каждой стояла железная печка с трубой, выходящей на улицу. Пол в палатках сделан из веток лиственницы, настланных тонким слоем. В каждой палатке, против входа, на стене висит карман и на нем крест, нашитый из красной материи. Вокруг стен лежат свернутые оленьи шкуры, одежда. Кое-где видны швейные машины.
Все остальное имущество туземцев находилось во дворе, в корзинах из березовой коры, обтянутых оленьей кожей.
Быков стал спрашивать, что означает нашитые кресты, но ответить никто не мог. На вопрос, веруют ли орочоны, последовал ответ:
— У нас бог нет, наша бога не знает.
Между тем орочонские дети носят на шеях различные амулеты — куски дерева, звериной кожи, иногда это бывают зубы оленей или небольшие оленьи челюсти.
Вскоре приехал каюр Володя, запряг оленей и, желая повидимому наверстать время, погнал животных. Через два часа примчал в Хандузе, откуда назавтра предстояло выехать в Ноглике. Расстояние в 75 километров на этот раз предстояло покрыть на собаках.
На «собачьем экспрессе» Быков никогда еще не ездил. Он с опаской впервые уселся на нарту, запряженную десятью собаками, и все осведомлялся у своего нового каюра, молодого гиляка по имени Онюнь, из стойбища Чайво, не очень ли тяжело «лающим коням» тащить двух человек с некоторым багажом. Онюнь доказывал, что мог бы захватить еще двоих пассажиров — для собак это не представило бы большого труда.
«Собачий экспресс» оправдал свое название. Нарты летели по снежному пустырю с быстротою стрелы, пущенной из лука. В пять часов вечера Быков сидел уже в культбазе, недавно выстроенной в Ноглике, и расспрашивал о работе медицинской части базы.
Здесь было о чем потолковать.
Благодаря тому, что работа медицинской части базы оказалась на должной высоте, шаманы в этом районе получают полную отставку. Когда кто-то из русских задал заболевшему гиляку вопрос, почему он не приглашает шамана, последовал ответ:
— А дохдор сачем?
О том, как велико становится в этой глуши влияние врачей, можно судить по нескольким запискам, присланным начальнику экспедиции врачей доктору Я. Р. Рабину ликвидировавшими неграмотность гиляками.
К примеру записка гиляка Мылкина, переданная через земляков, гласит дословно следующее:
«Пиритай дохдору таварус дохдор бырхачи (приходи) я очин былной бырхачи и ликарства собой хачи (бери)».
Другой гиляк прислал записку, в которой не только приглашает врача, но разъясняет, какие надо принести ему лекарства. Оказывается, с собою нужно взять иод, потому что это «очин хоросу охт», т. е. очень хорошее лекарство.
Узнав на базе, что недалеко от Ноглике, на промысле Катангли, не ладится дело с постройкой больницы, Быков немедленно выехал туда, добился отвода места для постройки промысловой больницы, обследовал санитарное состояние промысла и урегулировал вопрос о помещении фельдшера. Закончив медицинские дела, он собрался в дальнейший путь, который на этот раз предстояло проделать по замерзшей реке Тымь. До стойбища Чирево — конечного пункта поездки Быкова — ехать предстояло двое суток.
В Ноглике ему рекомендовали столковаться с каюром Ифтом, гиляком, чьи ездовые собаки славились в этих местах. Быков последовал совету и, едва кончилась длинная зимняя ночь, выехал на нартах, управляемых Ифтом.
Был последний день февраля, нарты мчались десять часов по льду замерзшей Тыми.
Останавливались лишь за тем, чтобы подкормить собак юколой и китовым салом. В этот день прошли девяносто километров. На одной из остановок Быкову удалось подстрелить рябчика, он пошел взять свою добычу, но провалился в снег выше пояса, так что едва выполз. Гиляк объяснил ему, что в тайгу зимой ходить без лыж нельзя.
На пути из Ноглике в Иркир Быкову пришлось познакомиться с неизвестной ему особенностью гиляцких собак, заключающейся в том, что они набрасываются на все, встреченное ими на пути, и рвут на части. Если торчащий вдали пень они примут за живое существо, немедля помчатся к нему во весь дух, но по мере приближения уменьшат свой пыл, поняв ошибку.
В дороге встретили нарты какого-то военного отряда. Впряженные в них собаки были измазаны кровью: выяснилось, что они разорвали встреченную на пути свинью.
1 марта прибыли в Иркир. Здесь у Быкова оказался знакомый крестьянин, у которого он остался на ночевку. Крестьянин предложил Быкову отпустить каюра Ифту обратно, пообещав отвезти его в Адатымово, откуда совсем близко к стойбищу Чирево. Ифту распрощался с Быковым и уехал к себе в стойбище.
