Алексей Аджубей - «Серебряная кошка», или Путешествие по Америке

Медленно и осторожно, будто на ощупь, шел «Иль де Франс» к берегу. К сожалению, статую Свободы нам не удалось увидеть. Иммиграционные власти, представители государственного департамента и полицейские повели нас куда-то вглубь пакетбота совершать формальности. Мы прощаемся с нашими попутчиками и вступаем на землю Америки.

ТАМ, ГДЕ ДЕЛАЮТ ДЕНЬГИ

Итак, мы в Америке. Отныне с нами следуют г-да Френк Клукхон, Эдмунд Глен и Эндрю Чихачев.

Все трое представились нам еще на пакетботе, и не скажу, чтобы у них были очень любезные выражения лиц. Френк Клукхон — худой, высокий человек в коричневом макинтоше, бежевой старой шляпе с фасонистым витым шнурком на ней вместо ленты. Под глазами у Френка большие болезненные синяки, отчего он выглядит еще мрачнее. Френк заявил, что он не говорит по-русски, и всю дорогу старательно доказывал это. Глен — противоположность Клукхону, во всяком случае внешне. Коротенький, толстый, с обвислыми жирными щеками, несмотря на то, что ему не более сорока двух — сорока трех лет. Он говорит по-русски, правда очень скверно, еле подыскивая нужные слова. Эндрю Чихачев — попросту говоря, Андрей Федорович — переводчик. Совсем уже старый человек, белоэмигрант, в прошлом британский подданный, а ныне сотрудник государственного департамента США. Больше месяца проведем мы вместе с этими господами. Государственный департамент уполномочил их опекать советских журналистов. Ну что ж, пусть опекают: мы гости, а, как известно, в чужой монастырь не ходят со своим уставом.

Нью-Йорк встретил нас первым интервью:

— Жив ли «дух Женевы»?

Десятка полтора журналистов ждали ответа. Когда Борис Полевой от имени делегации сказал, что «дух Женевы» согревает сердца всех простых людей мира», журналисты улыбнулись. Вечером в газетах мы прочитали известие о нашем прибытии. Между строками заметок сквозила мысль:

«Они утверждают, что Женева еще не забыта, хотя ясно, что в нее уже мало кто верит».

Нас несколько удивил этот тон сообщений: газеты были на значительном расстоянии от истины.

Часа три в здании порта мы ждали багаж. Чемоданы беспрерывной лентой плыли по нескольким транспортерам с борта судна. Когда чья-нибудь поклажа задерживала работу грузчиков, они подбрасывали ее на транспортере, и та катилась, кувыркалась, гремела с двадцатиметровой высоты вниз, а у пассажиров в это время замирали сердца.

Сознаюсь, и мы с тревогой поглядывали на ленты транспортеров. Наконец появилась поклажа нашей семерки. Быстро уложили чемоданы в такси и двинулись в город. Эти первые часы пребывания в Нью-Йорке запомнились с особенной силой.

Когда приезжаешь в чужой далекий город, где живет народ со своим языком, своей культурой, привычками, манерой, прежде всего хочешь познакомиться с человеком, с гражданином города. Нью-Йорк не разрешает тебе этого. В нем главное он сам, его дома «невозможной высоты», поток разноцветных машин и крики со всех крыш, фасадов и углов: «Купи, купи, купи!» — так требуют рекламы. Собственно в Нью-Йорке живет более восьми миллионов человек, в ближайших окрестностях еще пять миллионов. Мне рассказывали, что если ньюйоркцы встанут в две шеренги, они перечеркнут Соединенные Штаты от края и до края. Думается, если вытянуть в одну линию лампочки и светящиеся трубки реклам города, они покроют все меридианы и параллели земного шара.

Мешает ли этот бешеный поток электрических слов человеку? Тут дело привычки и вкуса. Кое-где рекламы сделаны изобретательно, они оригинальны. Например, Бродвей, главная улица города, днем невыразительная, с некрасивыми домами, вечером вся в огнях, — она производит нарядное впечатление. По одной крыше льется поток подсвеченной воды, на другом здании огромный фанерный человек совершает шаги на месте и улыбается при этом, предлагая купить какие-то сверхпрочные ботинки. И так всюду, где бы вы ни шли по Бродвею, словно дома существуют на этой улице для помещения на них бесчисленных щитов, щитков, полотнищ и сложных рекламных сооружений.

А небоскребы? Когда смотришь на них, задрав голову, представляется, что дома эти не строили, как строят все другие, что вначале были скалы, потом люди прорубили в этих скалах узенькие проходы, соорудили площади…

На острове Манхеттен высотные здания сконцентрированы двумя массивами и образуют старую и новую группу небоскребов. С высоты семидесятого или сотого этажа они напоминают два огромных острых зуба, которые выдвинулись в океан как бы для того, чтобы распороть его здесь надвое — на Гудзонов залив и Ист-Ривер.

В том, что иные дома Нью-Йорка «полезли» вверх, есть своя закономерность.

— Чем быстрее растет цена на земельные участки, тем выше здания, — объяснили нам в городском управлении. — Если кто-нибудь не начнет торговать небесными участками, здания и впредь будут ползти к облакам.

Мэр города г-н Вагнер, когда мы обратились к нему с вопросом, каков дальнейший принцип застройки Нью-Йорка, сказал:

— Это для нас единственный выход, — и он кивнул головой вверх.

Нью-йоркские небоскребы в основном не жилые дома. В них размещаются главным образом конторы компаний, различные агентства, редакции газет. В двух или трех высотных домах помещаются гостиницы. Небоскребы принадлежат миллионерам и архимиллионерам, ибо они дороги в постройке и в эксплуатации. Арендная плата в высотных домах необычайно велика.

И не только в высотных. Стоимость жилья в Америке — бич простого человека. Она почти всегда выше одной трети заработной платы, а в иных случаях приближается даже к ее половине. За две небольшие комнатки в десять-пятнадцать квадратных метров каждая нужно платить в месяц от ста до ста пятидесяти долларов. Если прибавить сюда плату за электричество, газ, воду, станет ясным, насколько тяжело жить рядовому американцу.

Небоскребы несколько разнообразят внешний вид города. Они производят величественное и даже грозное впечатление. В остальном же Нью-Йорк стандартен. Дома здесь темносерые или темнокрасные, без облицовки; внешне они очень скучны. Но надо отдать должное удобствам внутренней планировки и отделке квартир, учреждений. Хороши в городе и некоторые дороги с односторонним движением: они дают возможность очень быстро передвигаться из одного конца Нью-Йорка в другой.