Леонид Платов - Архипелаг исчезающих островов
В городе не удивились, узнав, что дядюшка уговорил; нового учителя прийти к нему. В тот вечер он приглашал гостей “на чудака”, как приглашают на блины или уху:
…С Петром Ариановичем дядюшка сразу же поспешил стать на короткую ногу.
— Боже мой, я ведь тоже в Москве, в университете… — бормотал он. — Ну как же, боже мой!..
И, легонько обняв гостя за талию, притопывая, начинал:
— Гаудэамус игитур3…
Гость не подтягивал. Он стоял посреди гостиной, свесив свой молодецкий чуб и поглядывая на нас исподлобья.
— Это племянник ваш? — спросил он, заметив меня и подавая мне руку. — Столько на уроках спрашивает всегда… Любознательный!
— Как я! Точь-в-точь, как я! — заспешил дядюшка, потирая руки, поеживаясь и похохатывая, будто только что выскочил из-под холодного душа.
Он начал расставлять ловушки непонятному человеку еще за чаем, но осторожно, опасаясь, как бы не спугнуть. Когда же гости уселись играть в лото, дядюшка свернул разговор на географию: нюхом чуял, что смешное — то, за чем охотился — связано с географией.
— Вот вы говорите: Вилькицкий, Вилькицкий, — донесся до меня квакающий дядюшкин голос. — А что хорошего-то? Подумаешь: клочок тундры нашел! Или какие-то две скалы в океане… Это не Пири, нет.
— Открытие Вилькицкого считаю еще более важным! — с горячностью отвечал учитель. — Самое значительное пока географическое событие нашего времени.
— Ой ли?
— Да ведь земля!.. И не две скалы, как вы говорите, а архипелаг! По территории, думаю, не меньше, чем, скажем, Бельгия или Ирландия… А принципиальный смысл открытия? — Петр Арианович отодвинул кубики лото. — Нашли землю там, где не рассчитывали ничего найти…
Меня услали за чем-то из комнаты, а когда я вернулся, наш учитель уже стоял, держась за спинку стула и сверху вниз сердито глядя на дядюшку.
— …потому что американцы — вот что! Не нашим чета, — втолковывал ему дядюшка.
— Американцы? — переспросил Петр Арианович и фыркнул. — А чем они встретили своего Пири, знаете?
— Нуте-с?
— Помоями. Ушатом помоев.
— Почему?
— Другой путешественник, Кук, представил доказательства, что побывал на полюсе раньше Пири.
— Пири, конечно, в амбицию?
— Еще бы! Подумайте, в каком оказался положении! Газеты подняли шум…
— Нехорошо.
— Чего хуже! Сплетни, гадость. Как в последнем уездном городишке… Пири обвиняет Кука в том, что тот подкупил своих спутников. Кук обвиняет Пири в многоженстве… А выражения!.. Я в Москве, в Румянцевской библиотеке, читал — там получают американские газеты. “Живые свидетели пакостей Пири!”, “Человек с греховными руками!”, “Похититель денег у детей!”, “Покрыт паршой невыразимого порока”… Фу, мерзость!
— Стало быть, не Кук открыл?
— Кук до полюса не дошел пятисот миль. “Величайшая мистификация двадцатого века” — так писали газеты потом. А вы говорите — американцы!.. Рекорд, сенсация для американца — это все! Славу спешат разменять на деньги…
Петр Арианович быстро прошелся по комнате:
— Рекорд? Согласен. Но не географическое открытие. Даже глубины подо льдом не смог промерить. Троса не хватило. Слышите ли, троса!.. А возьмите плавание Текльтона. Это уже совсем недавно, наши дни. Его протащило во льдах по окраине Восточно-Сибирского моря. Тоже спешил к полюсу, видел только полюс впереди. И потому прошел мимо замечательного открытия, проглядел, прозевал!.. Уж потом другие разобрались и поняли, что… — Он запнулся и замолчал.
Впоследствии Петр Арианович рассказывал мне, что его поразила наступившая в гостиной тишина. Смолкли разговоры за столом и мерный стук кубиков, лото. Шеи гостей по-гусиному были вытянуты в его сторону.
Здесь были самые разнообразные лица — одутловатые и длинные, багровые и бледные, — но все они сохраняли одинаковое выражение напряженного ожидания.
Прикрыв коротенькими пальцами выигранные гривенники, исподлобья смотрел на него училищный священник, отец Фома, в фиолетовой рясе. Рядом помаргивала и трясла шиньоном исправница. Помощник классных наставников, Фим Фимыч, выкликавший номера лото, застыл с кубиком в руке. Рот его, растянутый в улыбке, западал так сильно, что, казалось, все лицо можно сложить пополам. А впереди всех, верхом на стуле, восседал дядюшка.
— Да-да, другие разобрались и поняли, сказали вы? — нетерпеливо повторил он, подавшись всем туловищем к гостю.
Петр Арианович нервным движением поправил очки.
— Нет, ничего, так… — пробормотал он садясь. — Мысли вслух… И, конечно, некстати…
После этого он перестал бывать у нас, несмотря на все ухищрения моего дядюшки.
Он решительно не желал пополнять собой его коллекцию.
Глава третья
СВЕТ В ОКНЕ
А в училище больше всех интересовались учителем я и мой друг Звонков.
Дружба наша началась на уроке арифметики, при довольно странных обстоятельствах.
В ту зиму я долго болел, а когда опять явился в класс, за моей партой сидел новичок — стриженый, черненький, на вид бука, с толстым лицом и забавно вздернутым носом.
Условия предложенной классу задачи выглядели, кажется, так: два путешественника отправились из пункта А в пункт Б, причем, как водится, один позже другого. Требовалось узнать, через сколько времени второй догонит первого, если… И так далее.
Покосившись на соседа, я увидел, что он отложил перо и рассеянно смотрит в угол, шевеля губами. — Ты что? — шепотом спросил я.
— Да вот не пойму, почему второй догонял первого, — также шепотом ответил он. — Может, сыщик был? Или мститель?
Я задумался.
— И что за пункты такие? — продолжал бормотать сосед. — А и Б?.. А и Б?..
— Если А — это Африка, — неуверенно предположил я. — Б — Бразилия… Тогда можно понять. Оба путешественника добывали алмазы в Африке на копях…
— Ага! И первый у второго похитил алмаз? Обстановка уточнялась. Было совершенно очевидно, что составители задачника Шапошников и Вальцев умолчали о многом. Одна красочная подробность выяснялась за другой.
— А тот — в погоню за ним…
— На шхуне через Атлантический океан…
— Да, на шхуне… Настигает его в Бразилии на берегу и…
— Звонков Андрей, — донеслось до нас издалека. — Какой ответ получился у тебя, Звонков?
Мой сосед медленно поднялся и застыл потупясь. Поза его говорила сама за себя.
Глаза математика остановились на мне, он ласково кивнул. Я вздохнул и тоже поднялся…
Нас оставили в наказание без обеда. (Впрочем, судьба, говорят, поступала так не раз и со взрослыми мечтателями.)