Владимир Лебедев - Ачайваямская весна
Наступил октябрь. Снега еще не было, но мейныпильгинская погода показывала себя во всей красе. Дул северо-западный ветер. Он переваливал через горы и скатывался по склону, набирая скорость. Он летел по тундре, прижимая к земле выцветшую траву и кустарник, срывая с него маленькие красные и желтые листочки. Погудев в печных трубах, пропев на разные голоса в проводах, ветер уносился в море. Волны, достигнув мелководья, вздымались и пенились и тяжело падали на песчаную косу. Киты и нерпы, стадами кормившиеся возле устья реки в хорошую погоду, теперь исчезли. Улицы поселка тоже были безлюдны. В такую погоду лучше всего сидеть в жарко натопленном доме, пить крепкий чай и вести разговоры о жизни.
У нас было почти так. Мы сидели вдвоем с художником Валерием, только лентяйничал один я. Валерий рисовал. Перед ним на полу лежала связка чукотских семейных охранителей гычгый. Под его руками на бумаге появлялись их двойники.
Эти гычгый принадлежат Мейныпильгинскому этнографическому музею, который создан при сельском Доме культуры по инициативе Елены Ивановны. История его такова. Возле поселка оставались две яранги. Следить за ними стало некому, потому что наследники разъехались. Тогда Елене Ивановне и пришла в голову мысль о создании музея: и имущество не пропадет, а будет под присмотром, и детям можно будет показать, как жили люди в прошлом. Она посоветовалась со стариками. Им идея пришлась по душе. Ведь сейчас уже те, кому сорок лет, думают совсем по-другому и иначе представляют мир, чем старики. К праздникам они относятся просто как к веселому времени, наступающему после трудной работы, и совсем не верят в то, что от строгости и правильности проведения праздника зависит их же собственное благополучие. Что же говорить об их детях и тем более внуках? Эти растут в интернате и тундры-то почти не видят. Пусть хоть так знают, как мы жили раньше, решили старики.
Коллекция оказалась великолепной. Это были две яранги, в которых сохранилось все, что должно быть в чукотской яранге. Самое главное — в обеих был полный комплект ритуальных предметов. Причем одна яранга принадлежала потомкам Кыыты, а другая — представителям ваежско-хатырской группы чукчей. Мы имели возможность сравнить их. Такой цельной коллекции могут позавидовать и центральные музеи.
Среди комплекта ритуальных предметов гычгый занимает первое место. Они вырезаны из ольхи. По форме похожи на человеческую фигуру. Спереди на гычгый есть ряд или три ряда углублений для добычи огня. Его добывали с помощью «нилек» — ольховых палочек — и «нэльаёчгын» — дуги из оленьего рога с ремешком. Действует это приспособление по принципу лучкового сверла. В углубление на гычгый клали сухой мох, вставляли «нилек», с помощью «нэльаёчгын» его начинали вращать. От трения мох начинал тлеть. Огонь раздували и подкладывали в него сухие веточки. На всю эту процедуру уходило одна-две минуты. Старики об этом сейчас шутливо говорят: «Наши чукотские спички».
Количество гычгый в каждой семье зависело от числа сыновей. Главный гычгый переходил самому младшему сыну — он его наследовал от отца вместе с главной ярангой. Остальные передавались старшим сыновьям. Выполнение праздничных ритуалов начиналось с главного гычгый.
Кроме гычгый в этой коллекции есть еще мельгыргын. Он не делался похожим на человека и служил только для повседневной добычи огня. Из него огонь добывали лишь на двух праздниках — «выльгынкоранмат» и «кильвэй».
На каждом гычгый висит символическое изображение чаата — аркана. Чукотские пастухи, когда чаат не нужен, тоже носят его на себе.
К гычгый привязано еще несколько деревянных рогаток, отдаленно напоминающих человеческие фигурки — помощников гычгый, которые называются «оккамак». В этой же связке находятся «кэнунэн» — рабочие посохи оленеводов — и ритуальные мужские шапочки.
Гычгый использовали в трех случаях: когда встречали стадо при возвращении с летовки, когда встречали важенок после отела или оленей, если те терялись. Во всех этих случаях гычгый выносились из яранги и ставились над ее входом. Следовательно, гычгый считались главными пастухами, охранителями оленей, а «тайникут» — их помощниками.
В этой же связке были еще деревянные фигурки собак. Они делались после смерти кого-либо из членов семьи. Во время похорон все надевали на руку ремешок и считали себя как бы собаками, привязанными к яранге. Собаки не болеют — значит, их боятся келе — духи-вредители, собаки охраняют от келе и от плохих людей дорогу в верхний мир. Олицетворяя себя с собаками, люди, таким образом, защищались от вредных сил. Этот же смысл имеют фигурки собак в связке амулетов, они называются «утытъыкэй».
Еще в такой связке были «энэыт» — мешочки из оленьей кожи, внутри которых лежала оленья шерсть. Это — охранители от несчастий. Их привязывают тогда, когда кто-либо из членов семьи увидит сон, предвещающий беду.
«Вуквыгыкай» — камушки-амулеты. Их выбирают из-за необычной формы, чаще с дыркой в середине.
После смерти самой старой женщины в связке прибавлялась куколка из оленьей кожи — «алечель-гын».
Есть здесь и меленький гычгый, который служит большим гычгый и тайникут, так же как они сами людям.
Пришла Елена Ивановна, сняла мокрый плащ.
— Елена Ивановна, чаю, кофе? — спросили мы в один голос.
— Чаю, — засмеялась она.
Мы отлично знали, что кофе она не любит, но каждый раз спрашивали, чем каждый раз смешили ее.
— Кит-кит (чуть-чуть), — согласилась Елена Ивановна.
Потом она обратилась ко мне:
— Сыро очень на улице. Нам с тобой работать надо идти. В километре от поселка стоит яранга, где летом живут две старые женщины, Ивнеут и Кытгаут. Хозяйством по такой погоде заниматься нельзя. Самое время поговорить.
Когда мы вышли, ветер первым делом швырнул в нас хорошую порцию воды. Она потекла по щекам, по шее, за шиворот… Шли мы прямо против ветра. Впрочем, слово «шли» здесь не подходит. Так можно говорить до тех пор, пока ветер не набрал скорости тридцать метров в секунду. За этим рубежом человек, как говорят на Севере, «лежит» на ветру. Теряется привычное ощущение собственного веса. Кажется, взмахни руками — и поднимешься над землей. Человек в такие моменты похож на цаплю, которая, вытянув шею и расставив крылья, делает неуклюжие шаги по болоту и медленно набирает скорость для взлета. Однако любая дорога кончается.
У входа в ярангу по чукотскому обычаю потопали ногами и покашляли, чтоб дать хозяевам время приготовиться, вошли.
— Еттык, — приветствовала нас хозяйка. — Проходите в полог, в чотагине сегодня холодно.
