Тим Северин - Путешествие на "Брендане"
— Привет, — поздоровался я, спускаясь в лодку. — Чем могу быть полезен?
Нептун ничего не сказал, только продолжал смотреть на меня, потом медленно перевел взгляд на девушку, которая ответила за него.
— Вчера вы говорили по радио, что у вас есть место еще для одного члена команды и что вы хотели бы взять кого-нибудь с Фарерских островов. Этот человек хочет пойти с вами.
Силы небесные, подумал я, даже шайка викингов хорошенько подумала бы, прежде чем брать с собой этого малого.
— Совершенно верно, но мне нужен человек с большим опытом в морском деле, и желательно, чтобы он умел фотографировать.
— Что там фотография — он художник, притом очень хороший художник, — гордо сообщила она. — И он ходил на собственной яхте до Средиземного моря, а кроме того, рыбачил на фарерских судах у берегов Гренландии. Это серьезный человек.
Вижу, что серьезный, подумал я, еще раз глянув искоса на бородача, который сидел все так же недвижимо.
— Он может показать мне что-нибудь из своих работ? — тактично осведомился я.
Нептун что-то пробурчал своей подруге.
— Его зовут Трондур, он стесняется говорить по-английски, — сообщила она. — Но он приглашает вас посетить его дом завтра.
— Мы будем только рады.
— Хорошо, мы заедем за вами завтра утром.
На другой день они приехали на видавшем виды маленьком драндулете. Команда "Брендана" втиснулась в машину, и мы с рокотом покатили через горы Стрэймоя. Нептун по прежнему молчал, хмуро глядя вперед через ветровое стекло и время от времени выжимая ручной тормоз на крутых поворотах.
— Плохие тормоза, машина слишком старая, — без нужды объяснила его подруга.
Наконец, мы свернули на узкую дорогу, которая петлями спускалась к маленькому селению на самом берегу моря. И нам сразу бросилась в глаза постройка норманской эпохи — обросший мхом домина из огромных старых бревен с коричневыми плешинами. Оконные и дверные рамы покрашены в красный цвет на крыше зеленел пласт дерна, словно кусок горного луга. К одному краю дома искусно пристроено современное крыло, но с того места, где остановилась машина, его норманский характер не вызывал сомнения.
— Это родительский дом Трондура, — сказала девушка.
Я перевел взгляд на аккуратную беленую церковь, стоящую возле маленькой гавани. На лугу по соседству возвышался каркас другой церкви, побольше, архитектура которой указывала на позднее средневековье. Меня осенила одна догадка.
— Как называется это селение? — спросил я.
— Киркьюбу, — ответила девушка.
— А другого названия нет?
— Есть, это место еще называют Брандарсвик.
Вот так: мой молчаливый доброволец был родом из Брен дан Крика на Фарерах.
Одолевая барьер природной стеснительности самого Трондура и немногословия его родных, не усмотревших ничего странного в его желании стать членом команды "Брендана", я узнавал все новые и новые детали. Оказалось, что род Патурссонов — один из наиболее старинных на Фарерах. Их бревенчатая обитель — чуть не национальный памятник, самый давний непрерывно обитаемый дом на всем архипелаге. Восемнадцать поколений Патурссонов жило в нем, сменяя друг друга, а до них дом принадлежал фарерскому епископу. Всего в этом священном уголке насчитывалось три церкви: заброшенный собор, белая церковь с деревянным шпилем возле гавани и еще более старый храм, от которого оползни оставили одну только восточную стену.
Сами Патурссоны в этнографическом смысле были не менее интересными, чем их дом. Выводки младших Патурссонов сновали туда и сюда, а командовала ими бабушка, полная достоинства статная женщина, подчиняющаяся лишь авторитету теперешнего главы семейства — Потла, который родился на свет на четверть часа раньше своего младшего брата Трондура. Потл вышел в рабочей одежде и радушно приветствовал нас, но тут же исчез и появился вновь через полчаса в традиционной фарерской одежде: черные туфли с серебряной пряжкой, темно синие чулки с красной нашивкой, короткие синие брюки тонкого сукна, вышитый жилет и короткая куртка с двумя рядами серебряных пуговиц. В этом роскошном образчике моды XV века он непринужденно прошагал впереди нас к маленькой церкви, созвал колоколом прихожан и возглавил хор во время певучего диалога с лютеранским священником, суровое лицо которого оттенял жесткий плоеный воротник. Скрипя от ветра, словно корабль в море, ребристая деревянная крыша аккомпанировала песнопению.
После богослужения мы вернулись в гостиную дома Патурссонов, обставленную мебелью, привезенной из дальних стран многими поколениями Патурссонов, и украшенную некоторыми из картин Трондура. Нам и пастору подали кофе и чай с кексом, а когда пастор ушел, после небольшого перерыва команду "Брендана" угостили незабываемым обедом. Верные фарерскому обычаю, хозяева накрыли стол, который сделал бы честь любому предшествующему поколению Патурссонов. Все, что нам подавали, было плодом их труда — от молока, сливок и ревенного джема до картофеля. Преобладали традиционные фарерские блюда — баранья нога, вяленная на ветру, так что она приобрела цвет и консистенцию пармской ветчины плюс резкий запах, вареные яйца олушей, не без риска для жизни собранные на отвесных скалах, где Трондур и Потл болтались на веревках над шестидесятиметровой пропастью. Было тут и сушеное китовое мясо, а также добрый кус тугого китового жира вместе с черной кожей, удивительно похожей на хорошую автомобильную шину. Все приготовлено самими Патурссонами, даже кита они вместе с соседями пригнали к берегу и забили гарпунами.
— Силы небесные, вот это да — благоговейно вымолвил Идэн, созерцая обильное угощение.
Столом служила толстенная доска, которую много лет назад выбросило на берег Брандарсвик. А вместе с цеплявшимся за нее полумертвым моряком. Патурссоны спасли и откачали беднягу и нашли применение доске.
С веселой искоркой в глазах Трондур вооружился устрашающим ножом, молча отрезал пласт китового жира и предложил Идэну, который ничтоже сумняшеся сунул его в рот.
— Брр — Челюсти Идэна остановились, глаза расширились в ужасе. — Бр. Это же все равно что резина, вымоченная в рыбьем жире.
Лицо его исказила страдальческая гримаса.
— Глотай, Олуша, выплевывать нельзя — невежливо, — сказал Джордж.
Идэн сморщился, через силу глотнул и впервые с начала плавания отказался от добавки.
После обеда мы поднялись к бывшей хозяйственной постройке, которую Трондур оборудовал себе под жилье, и посмотрели его наброски. Красавица Боргпе, его переводчица и невеста, всей душой поддерживала желание Трондура пойти с нами, говорила, что плавание обогатит его новыми мотивами для скульптуры и живописи. Как и положено настоящему моряку, Трондуру, чтобы собраться в дорогу, достаточно было уложить вещевую сумку.
