Питер Мейл - По следу Сезанна
— Не знаю, как вы, — сказал Сайрес, — а я бы с удовольствием чего-нибудь выпил.
Они уже свернули в бар, когда их окликнула девушка из-за стойки.
— Месье Пайн? Вам звонили и оставили сообщение. Мы даже пытались догнать вас. — она очень мило пожала плечами, — но не успели.
Сайрес поблагодарил девушку и вслух прочитал записку: «Планы, к сожалению, меняются. Пожалуйста, позвоните мне в отель „Релэ Кристин“: 43-26-71-80. Францен».
— Вот бы чуть пораньше, — вздохнул Андре. — Как вы думаете, он знал?
— Сейчас выясним. Закажите мне водку, самую большую порцию. Я скоро вернусь.
Люси и Андре сели за столик, не обратив никакого внимания на крепкого мужчину, который влетел в бар прямо перед ними, заказал рюмку пастиса и, не переводя дыхания, спросил, где тут мужской туалет. Андре заботливо стер пыльное пятнышко со щеки Люси.
— Лулу, мне ужасно жаль, что так получилось. С тобой правда все в порядке?
Она кивнула.
— Нам здорово повезло. Если бы эта соседка не вышла на площадку…
Андре сжал ладонями ее холодную, все еще дрожащую руку.
— Что будешь пить? Ром?
— Двойной, — улыбнулась она. — Льда не надо.
Параду вернулся в бар и нашел место как можно дальше от Андре и Люси. Спрятавшись за газетой, он наконец-то смог оценить всю глубину постигшей его неудачи. Единственное утешение — это то, что он знает, где они остановились. Но надолго ли? И, кроме того, в отеле к ним не подберешься. Хольц сказал, что к вечеру прилетит в Париж. Может, у него будут какие-нибудь идеи? А до тех пор главное — не терять их из виду. Он заказал еще порцию пастиса и поверх газеты увидел, что к парочке присоединился пожилой мужчина.
Сайрес глотнул водки и наклонился поближе к Люси и Андре. Лицо у него было очень серьезным.
— К сожалению, все по-прежнему непонятно, — понизив голос, сказал он. — Францен пришел в ужас, когда услышал о взрыве, по-моему, вполне искренне. Спрашивал о вашем здоровье. Он по-прежнему хочет встретиться с нами, но только не в Париже.
— Почему?
— Говорит, тут слишком опасно. Видимо, он что-то подозревает. Или кого-то. Но не говорит, кого или что. Сказал только, что Париж вреден для всех нас.
Андре почувствовал, как Люси под столом сжала его руку.
— Похоже, так и есть, судя по сегодняшнему дню. Где он хочет встретиться?
Сайрес покачал головой, не отрывая глаз от стакана.
— Он сказал, что уезжает из Парижа немедленно и сам свяжется с нами. Нам надо только дождаться его звонка. Да, и еще — Францен считает, что за нами могут следить.
Все трое невольно огляделись и не заметили ничего подозрительного. За несколькими столиками сидели пары и более многочисленные компании: люди улыбались, разговаривали, заказывали ланч. Худая бледная девушка ждала кого-то за столиком на двоих и часто поглядывала на часы. В дальнем углу мужчина читал газету. В этой приятной обстановке, среди беззаботных, обычных людей как-то нелепо было думать об опасности.
— Скажите, Сайрес, вы ему верите? — спросил Андре. — С какой стати кому-то надо за нами следить?
— Я думаю вот что. — Сайрес одним глотком допил водку. — Во-первых, мне кажется, он говорил вполне искренне. И был очень напуган. Во-вторых, не надо большого ума, чтобы понять — все это как-то связано с картиной. А в-третьих, — он повернулся к Люси, — я думаю, что вам надо вернуться в Нью-Йорк. И вам тоже, Андре. Это я хочу провести эту сделку, а вам совершенно незачем рисковать.
Несколько минут они молча смотрели друг на друга, и в наступившей тишине гул голосов стал громче и разборчивее. «…а я ему сказала, — возмущался резкий голос с американским акцентом, — что если он в следующем месяце не получит развод, то я уезжаю, и плевать мне на его обещания и на это любовное гнездышко. Ну и гады французы! Как тебе кажется, лососина вроде ничего?»
Люси рассмеялась.
— Да бросьте вы, Сайрес, расслабьтесь. Это был просто несчастный случай. Вы же чувствовали запах газа. А может, кто-то имеет зуб против Францена. В любом случае я остаюсь. — Она оглянулась на Андре. — Мы оба остаемся, да?
Она так упрямо выставила вперед подбородок, что Андре тоже улыбнулся.
— Я думаю, Люси права. Мы останемся с вами, Сайрес.
— Не стану скрывать, я очень рад, — признался тот, и, действительно, лицо у него посветлело, а глаза опять заблестели. — Кстати, насколько я помню, тут неподалеку на улице Шерш-Миди есть одно очень симпатичное местечко, а ничто так не способствует аппетиту, как хороший взрыв. Как вы на это смотрите?
* * *Параду дал им выйти на улицу и только потом пошел следом. После выпитого пастиса очень хотелось есть, а когда он увидел, как они заходят в небольшой ресторанчик, аппетит и вовсе разыгрался. Убедившись, что они сели за столик, он пошел покупать себе сандвич.
18
Францен влился в поток транспорта на périphérique [49], радуясь, что с каждой минутой все больше удаляется от Парижа, Хольца и психов с бомбами. Он был почти уверен, что этот гнусный карлик организовал взрыв, а самого его предупредил, только чтобы спасти картины. Какое счастье, что они у него, лучшей страховки и быть не может. Сейчас ему требуется только удобное и безопасное убежище, а также время, чтобы подумать и принять решение. И сделать выбор: Хольц или Пайн. Один или другой.
Францен даже не сразу заметил, что бессознательно сворачивает в сторону трассы А6, идущей на юг через Бургундию и Лион. С югом его связывали несколько чрезвычайно приятных воспоминаний, а одно из них — при смешении верных доз лести, извинений, изобретательности, искреннего раскаяния и неотразимого обаяния — могло бы стать отличным решением части из его проблем. Францен углубился в воспоминания о Ле-Кроттен, крошечном городке неподалеку от Экса, и о стареньком домике, из окон которого открывался вид на гору Сен-Виктуар. И об Анук.
Они с Анук были близки — иногда более, иногда менее, поскольку она не отличалась уравновешенным темпераментом, — в течение шести лет. Это была во всех отношениях импозантная женщина: ее голос, рост, грива волос, мировоззрение, осанка и внушительная фигура производили одинаково сильное впечатление. Критик, возможно, назвал бы ее чересчур пышной. Но Рубенс с ним не согласился бы. И Францен тоже. В целом воспоминания о годах, проведенных с Анук, были приятными и со временем становились еще приятнее, как это обычно и происходит с воспоминаниями такого рода.
Они расстались полтора года назад из-за пустякового недоразумения творческого характера. Как-то раз Анук неожиданно явилась домой именно в тот момент, когда Францен пытался придать правильную позу деревенской девушке, согласившейся ему позировать. Все бы, наверное, обошлось, если бы поза оказалась чуть более скромной, или если бы на девушке было надето хоть что-нибудь, кроме венка из цветов (картина намечалась в духе романтизма), или хотя бы сам Францен не снял штанов. Анук, разумеется, тут же сделала поспешные выводы и выгнала обоих из дома. Попытки объяснить недоразумение оказались неудачными, и Францен поджав хвост вернулся в Париж.
Но время — лучший лекарь, говорил он себе, катясь среди зеленеющих полей, а Анук, несмотря на свой взрывной характер, женщина добрая. Сегодня вечером он позвонит ей и вручит свою судьбу в ее руки. Она должна пожалеть бездомного беглеца. Посчитав вопрос с примирением решенным, Францен задумался над менее романтичной, но тоже насущной проблемой: его вместительный желудок, пустой с раннего утра, уже весьма громко напоминал о себе.
Францен рассудил, что после пропущенного ланча и всех прочих обрушившихся на него невзгод человек имеет право на хороший обед и чистую постель, а мелькающие на дорожных щитах названия «Лион» и «Макон» навели его на удачную мысль. Где-то между двумя городами находится небольшое местечко Роан, а в нем — прославленный ресторан «Дом Труагро». Как-то еще в первый год знакомства они с Анук побывали в нем, и сейчас Францен ясно вспомнил запотевшие оловянные кувшины с местным «Флери» и изысканнейший ланч из семи блюд, после которого они едва добрели до маленького отеля, расположенного через дорогу от ресторана. О чем еще может мечтать бездомный художник? Словно поддерживая это мудрое решение, нога Францена сама вдавила в пол педаль газа.
* * *День у Параду выдался такой же паршивый, как утро. Воспользовавшись тем, что клиенты заняты ланчем, он успел сбегать за машиной и битых два часа сидел в ней у ресторана на Шерш-Миди. Наконец они вышли, взяли такси, он поехал за ними к Эйфелевой башне и там снова ждал. Теперь они застряли на верху Триумфальной арки, а у него кончились сигареты. С мобильного телефона Параду позвонил жене, чтобы узнать, нет ли для него сообщений, а она спросила, ждать ли его к обеду. Откуда ему знать? Обидно, что в таких людных местах у него нет ни малейшего шанса сделать свою работу, но по крайней мере он сможет доложить Хольцу, чем они занимались. Уже почти пять часов. Ну сколько, черт подери, можно пялиться на эти putain Елисейские Поля?
