Владимир Динец - Зима на разломе

— Ничего, у тебя язык хорошо подвешен. За такие деньги придется сыграть роль как следует.

— А акцент? Я же не так говорю по-английски, как ты!

— По документам ты уже год в Израиле, а русский акцент похож на ивритский. Все, хватит ныть, лучше подумай, что ты будешь о себе рассказывать. Жду тебя в десять утра у «Принцессы». — И он положил трубку.

Я пошел на пляж, растянулся на горячем песке и задумался. На такой работе сумму, необходимую для поездки в Индию, я скоплю за месяц. Да и пора уже: скоро там начнутся муссонные дожди. Значит, надо побыстрее оформлять паспорт, потому что вот-вот придется уезжать.

Теплая волна ласково лизнула мне пятки. Прогулочные яхты, урча моторами, возвращались к пирсу. Горы слева понемногу заливались алой краской, а справа ползла на город густая синяя тень. В безоблачном небе проплыл к северу гусиный клин.

Я представил себе, каково сейчас в Москве. Если в Израиле зима теплая, значит, там наверняка холодная. Февраль — ледяные улицы, слякоть, позеленевшие без солнца рожи, чернуха в газетах… Но скоро и там начнется весна. И вообще, Россия — прекрасная страна, только народ сволочной, природа скучная и климат отвратительный.

Отправив открытку Ирочке, я пошел в избушку Центра Кольцевания, помог Реувену обработать вечерний улов (занятно было смотреть, как с каждой неделей одни виды мигрантов сменяются другими), а когда он уехал, лег на лавку и проспал до утра, рассчитывая, что «легенду» для отдела кадров придумаю в последний момент. Когда некуда деваться, всегда начинаю лучше соображать.

Все, кончаются знойные блядки, Сладкий кайф на горячем пляжу.

Из субтропиков путь без оглядки В полуночные страны держу.

И влечет меня к дому надежда, Что забыть обо мне не должны, Что все так же застенчива нежность В ласках северной нашей весны.

Что не вся моя жизнь — дорога, Что вернусь я в начало пути, Что меня не прогонят с порога А, быть может, предложат войти.

12. Официант

Люди холопского звания — Сущие псы иногда…

Десятиэтажное здание гостиницы «Принцесса» торчало на берегу моря в семи километрах южнее Эйлата, прямо у КПП на египетской границе. По ту сторону КПП виднелась точная копия отеля — старая «Принцесса». Раньше граница с Египтом проходила на три километра южнее, за местечком Таба. Потом Египет через Международный суд в Гааге отсудил Табу со всей инфраструктурой, созданной израильтянами среди пустыни. Мистер Прикс, владелец отеля, бросил его и построил новый, а старым теперь командуют египтяне. Он отличается от нового только вдвое меньшей ценой, но народу там мало — реклама не так поставлена.

Что касается новой «Принцессы», то это самая дорогая гостиница в Израиле и одна из самых дорогих в мире, хотя даже в Эйлате есть три-четыре отеля с лучшим сервисом и удачнее расположенных. Цены на отели вообще редко совпадают с их качеством. Собственно, гостиницы Эйлата по-русски правильнее было бы назвать пансионатами или домами отдыха — сюда приезжают только для того, чтобы отдохнуть.

Начальник отдела кадров встретил меня радостной улыбкой:

— Приятно повстречать земляка! Давно из Лондона?

— Год, сэр! К сожалению, я не имею чести быть вашим земляком. Я родился на континенте, а второе высшее образование получал в Королевстве.

— Вот как? Где же вы учились?

Я назвал гидробиологическую контору, с которой когда-то много общался, работая в институте сходного профиля.

— Отлично! И где вы жили в Лондоне?

«Не поймаешь» — подумал я и ответил:

— Это не в Лондоне, а в окрестностях.

— Ну, и где же?

Из лондонских окрестностей я знал только Челси, Дувр и Стоунхедж. Но называть реально существующее место — значило рисковать, ведь он мог поймать меня на деталях. Поэтому ясказал:

— В Черусти.

— Черусти? Никогда не слышал. Где это?

— Это маленький городок в двадцати милях к востоку, ниже по Темзе, сэр.

— У вас хорошие манеры, — он наконец сменил тему, — мы можем взять вас официантом в ресторан.

— Благодарю вас, сэр! Постараюсь оправдать ваше доверие, сэр!

Я заполнил анкетку на двенадцати страничках и стал работником общепита. Больше всего в новой работе меня радовали два обстоятельства. Во-первых, бесплатное жилье и питание. Во-вторых, прямо под дверями отеля плескалось море, а там, в пяти метрах от берега, проходил коралловый риф — все обеденные перерывы я мог посвятить его подробному изучению.

«Русским» на весь огромный ресторан, занимавший два этажа отеля, был только парнишка из Смоленска по прозвищу Дима-гомосек. Это он «навел» Джимми на «Принцессу». Подозреваю, что именно с приходом Димы-гомосека сюда перестали брать русских. Больше всего на свете он любил «качать права» и ни дня не пропускал, чтобы не закатить скандал или истерику. Ни один нормальный мужчина не выдерживал Димино общество больше получаса. Но девушки в нем души не чаяли и могли трепаться с утра до вечера, как с лучшей подружкой. Наблюдать все это было довольно забавно.

Жили мы в двухкомнатной квартире с Димой и четой коридорных с восьмого этажа отеля — Сашей и Любой. Каждый день автобус фирмы забирал нас в пять утра и привозил обратно в десять вечера, а то и позже. Не удивительно, что мы передвигались покачиваясь, с остановившимся взглядом, как толпа зомби. Но уйти с работы пораньше было нельзя — основные деньги мы получали именно за сверхурочные, особенно по субботам — в выходные платят вдвое больше. Меня всегда умиляло отношение израильтян к религиозному запрету работать по субботам.

Понятно, что в современной стране кто-то должен работать в любое время, но верующие выходят из положения с помощью арабов, иммигрантов-атеистов и тех, кто готов продать душу дьяволу ради двойной оплаты. Иными словами, платишь другому, чтобы он согрешил вместо тебя.

Если опоздать к автобусу, приходилось ехать на работу на такси, а это двухчасовая зарплата.

Работа по 14-18 часов в сутки приводила к тому, что все в ресторане были издерганы и по малейшему поводу сцеплялись, напоминая пораженную эпидемией бешенства звероферму. Больше всего конфликтов вспыхивало из-за чаевых (на международном английском — типов). Среди официантов было много ребят, приехавших подработать и не имевших гражданства. Платили им вдвое меньше, чем гражданам, поэтому чаевые были для них ощутимой прибавкой к жалованию. Особенно надрывались китаянка Ли (ее, конечно, звали иначе, но китайцы предпочитают за границей зваться Ли, потому что это единственное китайское имя, которое европейцы могут правильно выговорить) и Дима — он-то был гражданином, но очень уж жадным.