Джером Джером - Трое на велосипедах
Обычно на плакатах изображают даму, и тут-то начинает казаться, что никакие водные процедуры не окажут на усталое тело и истомленную душу столь благоприятное воздействие, как езда на велосипеде по пересеченной местности. Даже феям, парящим на летней тучке, не живется так беззаботно, как плакатной велосипедистке. Ее костюм идеален для велосипедных прогулок в жаркую погоду. Пусть ей не удастся пообедать — чопорные хозяйки не пустят ее и на порог своего заведения, пусть ее арестовывает тупой полицейский — в целях общественной безопасности предварительно завернув в рогожу, — ее это не волнует. Вверх и вниз, через поток транспорта, с ловкостью, которой позавидует кошка, по дорогам, на чьих рытвинах и ухабах рассыпался не один паровой каток, мчится она — воплощение жизнерадостности; ее волосы развеваются по ветру, ее сильфидные[34] формы четко очерчены в воздухе; одна нога у нее на седле, другая — небрежно покоится на фаре. Иногда она снисходительно усаживается в седло, поставив ноги на педали, закуривает сигарету и машет над головой китайским фонариком.
Куда реже за руль такой машины усаживают обыкновенного мужчину. Это не столь совершенный акробат, как дама, но и он способен выкидывать кое-какие несложные фортели: стоять на седле, размахивая при этом флагом; пить во время езды пиво или виски. Сидеть часами на велосипеде, ничего не делая, — малопривлекательное занятие для темпераментного человека, приходится придумывать какое-нибудь умственное занятие. И эти моменты мы можем наблюдать: вот он, привстав на педалях, приближается к вершине горы, чтобы приветствовать солнце или обратиться со стихотворным посланием к окружающему пейзажу.
Иногда на плакатах изображена парочка велосипедистов, и тогда-то начинаешь понимать, насколько превосходит велосипед по части флирта старомодные гостиные и садовые калитки. Убедившись, что велосипеды именно той марки, какая им требуется, они садятся в седла. А больше им не о чем думать, как только вспоминать старую добрую сказку. По тенистым переулочкам, по базарным площадям оживленных городов весело катятся колеса «Лучших в Британии моделей компании «Бермондси» с нижним кронштейном» или «Моделей «Эврика» компании «Кэмбервелл» с цельносварной рамой». Машины великолепные: не надо ни нажимать на педали, ни рулить. Положитесь на них — скажите, когда вам нужно быть дома, и все, больше ничего не потребуется. Эдвин может свешиваться с седла и нашептывать на ушко Анжелине вечную милую ерунду, а Анжелина, чтобы скрыть краску смущения, может разворачиваться лицом к горизонту — волшебный велосипед сам по себе следует заданным курсом.
И всегда светит солнце, и всегда сухие дороги. И нет на плакате ни сурового папаши, не спускающего глаз со своей дочери, ни тети, появляющейся всегда некстати, ни исчадия ада — маленького братца, подсматривающего из-за угла, — ничто им не мешает. Боже мой! Ну почему не было «Лучших в Британии» и «Эврик» в годы моей юности?!
А вот «Лучший в Британии» или «Эврика» стоит, прислонившись к воротам: он тоже устает. Весь день трудился он в поте лица, катая наших молодых людей. Люди добросердечные, они слезли и дали ему отдохнуть. Они сидят на травке под сенью величественных деревьев; травка мягкая, не мокрая. У ног их струится поток. Кругом тишь и благодать.
Испокон веков рекламные художники стремятся изобразить тишь и благодать.
Но я не прав, утверждая, что рекламный велосипедист никогда не крутит педали. Теперь я припоминаю, что попадались мне на плакатах джентльмены, работающие изо всех сил, я бы даже сказал, из последних сил. Они изнемогают от тяжкого труда, они отощали, пот выступает на лбу; ясно, что, окажись за плакатом подъем, они спасуют перед ним или падут бездыханными. И все это оттого, что они упорно ездят на машинах дурного качества. Если бы они ездили на «Путни-популяр» или на «Баттерси Баундер», как сообразительный молодой человек в центре плаката, они были бы избавлены от всех этих мучений. Тогда единственное, на что им пришлось бы тратить силы, как бы в знак благодарности, — это выглядеть счастливыми, да разве что еще притормозить, когда машина начнет в молодом задоре терять голову и помчится слишком быстро.
Вы, выбившиеся из сил молодые люди, сидящие на жерновах, вымотавшиеся так, что уже не обращаете внимания на проливной дождь; вы, уставшие девушки с мокрыми спутанными волосами, не знающие, который час, и страстно желающие выругаться, но не умеющие этого делать; вы, солидные лысые мужчины, пыхтящие и ворчащие, медленно исчезающие в дали бесконечной дороги; вы, раскрасневшиеся, убитые горем почтенные матроны, до боли в ногах жмущие на медленно крутящиеся педали, — почему вы не позаботились купить «Лучший в Британии» или «Эврику»? Почему на земле преобладают велосипеды несовершенных моделей?
Или с велосипедами творится то же, что и со всем другим? Неужели Рекламу не удается воплотить в Жизнь?
Что меня в Германии всегда чарует и восхищает — это немецкая собака. В Англии устаешь от старых пород, все знают их как свои пять пальцев: мастиф — собака цвета сливового пудинга; терьер — черный, белый, взъерошенный — всякие встречаются, но всегда злой; колли, бульдог — ничего нового. В Германии же — тьма разновидностей. Там вы встретите собак, каких никогда и нигде больше не увидите; вы и не догадаетесь, что это собаки, пока они на вас не залают. Это так свежо, так интересно. В Зигмарингене Джордж подманил какую-то собаку и обратил на нее наше внимание. Она была похожа на помесь трески с пуделем. Не берусь утверждать, может, она и не была помесью трески с пуделем. Гаррис хотел ее сфотографировать, но она перемахнула через забор и юркнула в кусты.
Я не знаю, какую цель преследуют немецкие собаководы; свои замыслы они держат в строжайшей тайне. Джордж предположил, что они пытаются вывести грифона. Его гипотеза не лишена оснований, и мне не раз попадались отдельные экземпляры, внешний вид которых свидетельствовал о том, что эксперимент близок к удачному завершению. И все же мне хочется верить, что эти особи — всего лишь игра случая. Немцы — народ практичный, а зачем им нужны грифоны — понять невозможно. Если они захотят вывести какую-нибудь диковинку, то для этого уже есть такса! Что еще? К тому же держать грифона дома неудобно, все будут постоянно наступать ему на хвост. Я считаю, что немцы пытаются вывести русалку, которую можно было бы научить ловить рыбу.
Ибо немец не терпит лености. Ему нравится, когда его собака работает, и немецкая собака любит работать, в этом не может быть сомнений. Жизнь английского пса покажется ей жалким прозябанием. Представьте себе сильное, деятельное и смышленое животное с весьма живым темпераментом, обреченное на полное бездействие двадцать четыре часа в сутки! Поставьте себя на его место! Неудивительно, что нашему псу кажется, что его не понимают, он требует неизвестно что и постоянно устраивает со всеми склоку.