Жюль Верн - Школа робинзонов
В полдень путники сделали короткий привал, а затем продолжили путь и вскоре достигли первых прибрежных скал. До того места, откуда по-прежнему поднимался дым, оставалось еще не менее четверти мили. Годфри и Карефиноту быстрее зашагали вперед, все время держась настороже.
И вдруг дым исчез, будто кто-то внезапно погасил костер. Но Годфри удалось запомнить скалу, откуда он поднимался. Каменная глыба по форме напоминала усеченную пирамиду. Пройдя еще около четверти мили, разведчики преодолели скалистую гряду и, когда оказались шагах в пятидесяти от цели, бросились туда… Никого!… Но угасающий огонь и тлеющие угли не оставляли сомнений…
— Кто-то здесь был! — воскликнул юноша.— Был только что! Как бы разузнать кто!
Он крикнул… Никакого ответа! Туземец испустил оглушительный вопль… Тишина.
Вместе они облазили все окрестные скалы, пытаясь выяснить, нет ли поблизости какой-нибудь пещеры, где мог бы спрятаться человек, потерпевший кораблекрушение, или туземец, осмотрели даже самые узкие щели и выемки. Все напрасно: никаких следов человека…
— Во всяком случае,— повторял Годфри,— нам теперь ясно, что дым идет не от горячего источника, а от горящего костра. Сам собою, конечно, огонь загореться не мог!
Около двух часов пополудни, утомленные напрасными поисками, разочарованные и встревоженные, Годфри и Карефиноту пустились в обратный путь. Годфри шел, погруженный в тяжелые думы. Ему казалось, что остров находится во власти какой-то таинственной силы. Появление дыма, а еще раньше — зверей — все это выглядело крайне загадочно.
Через час он окончательно убедился в справедливости своих подозрений, когда услышал под ногами какой-то странный шум, напоминающий шелест опавших листьев. Карефиноту быстро оттолкнул Годфри, который не сразу заметил темно-серую, с коричневым оттенком, с пятнами и черными поперечными полосками ленту, мелькнувшую в траве.
— Змея! — закричал он.— Ко всему прочему еще и змеи. Разве мало нам медведей и тигров?
Да, одна из опаснейших тварей, встречающихся на Американском континенте, гремучая змея, с характерным шуршанием проползла совсем рядом и скрылась вместе со своими гремушками.
Ловкий негр бросился за, ядовитой гадиной, успевшей проскользнуть в густые заросли, догнал и ударом топора отсек ей голову. Но это еще не все! Многочисленные сородичи ужасного создания сопровождали друзей почти до самого дома, пока они не перебрались на другой берег реки, где стоял Вильтри.
По-видимому, остров Фины подвергся нападению ползучих гадов. Откуда они взялись? Почему их не было раньше? В те тревожные минуты Годфри вспомнился легендарный Тенос, получивший известность в древнем мире благодаря змеям, которых там было великое множество. Отсюда даже происходит название одного из видов гадюк.
— Поспешим! — крикнул Годфри, жестом давая понять Карефиноту, что нужно ускорить шаг.
Юношей овладело беспокойство. Не зная, какая ждет их еще беда, он хотел побыстрее возвратиться в Вильтри. Предчувствие его не обмануло. Едва ступив на мостик, он услышал отчаянные вопли и мольбы о помощи.
— Тартелетт! — воскликнул Годфри.— С ним что-то случилось!
Пробежав шагов двадцать, они увидели Тартелетта, мчавшегося им навстречу. За ним гнался громадный крокодил, появившийся, очевидно, из реки. Несчастный учитель танцев, вне себя от страха, несся напрямик вместо того, чтобы свернуть куда-нибудь. Расстояние между ним и чудовищем неумолимо сокращалось… Вдруг учитель танцев споткнулся и упал. Все кончено… Он погиб…
Годфри замер, но тут же, со свойственным ему хладнокровием, сорвал с плеча карабин и прицелился крокодилу в глаз.
Меткий выстрел сразил чудовище наповал.
Карефиноту подбежал к учителю танцев и помог ему подняться. На этот раз Тартелетт отделался только страхом.
Около шести часов вечера Годфри и его спутники были у подножия большой секвойи. Грустные мысли одолевали всех троих за ужином! Сколько долгих бессонных ночей предстоит им еще провести на этом злополучном острове, где, казалось, сама природа ополчилась на бедных Робинзонов?
А Тартелетт все повторял одно и то же:
— Как бы хотел я уехать отсюда!
ГЛАВА XXI,
которая заканчивается удивительной репликой Карефиноту
Наступила зима — необыкновенно суровая для здешних широт. Годфри правильно поступил, перенеся очаг внутрь жилища. Работы по возведению ограды к тому времени закончились, высокий забор и прочная дверь обеспечивали безопасность обитателям Вильтри.
В течение шести недель, то есть до середины января, на острове свирепствовали такие ураганы, что уйти далеко от дома было просто невозможно. Гигантские секвойи раскачивались от страшного ветра, срывавшего сухие ветки. Жильцы дупла подбирали их и складывали про запас: огонь в очаге сжирал много топлива.
Робинзоны закутались во все теплое, что нашлось в сундуке. Во время походов за камасами больше всего им пригодились куски шерстяной ткани, но погода с каждым днем ухудшалась, пришлось вовсе отменить эти вылазки. Об охоте нечего было и думать: намело столько снегу, словно остров Фины находился не в тропической зоне, а где-то у Полярного круга.
Северная Америка из-за постоянных северных ветров является одной из самых холодных стран земного шара. Зима здесь длится до середины апреля, а с морозами приходится прямо-таки сражаться не на жизнь, а на смерть. Поневоле напрашивался вывод, что остров Фины вопреки первоначальным предположениям Годфри лежал примерно на тех же широтах — где-то севернее Сан-Франциско. Поэтому появилась необходимость основательнее подготовить жилище к зиме. Правда, ветер в дупло не проникал, но сырость и холод давали о себе знать. Наши зимовщики, пока у них хватало провизии, заботились главным образом об утеплении своего дома. Когда же стало подходить к концу засоленное черепашье мясо, пришлось принести в жертву нескольких коз, агути и овец, поголовье которых не увеличилось с тех пор, как они попали на остров.
Было от чего прийти в отчаяние!
А тут вдруг Годфри подхватил лихорадку, терзавшую его около двух недель. Не окажись у них лекарств, обнаруженных в том же сундуке, вряд ли он быстро поправился бы. В отличие от Тартелетта, который не мог оказать больному никакой помощи, Карефиноту самоотверженно ухаживал за Годфри.
Не передать, какие муки испытывал молодой Робинзон, как сожалел о прошлом и винил себя. Ведь по его вине они с Тартелеттом оказались в столь плачевном положении. Сколько раз в болезненном бреду он звал свою невесту Фину и дядюшку Виля, которые остались там, далеко, за сотни миль, и, казалось, навсегда потеряны для него! Как проклинал он теперь жизнь Робинзона, когда-то пленявшую его юношеское воображение и представлявшуюся недостижимым идеалом! И вот жестокая реальность заставила его, типичного городского жителя, испытать все превратности жизни на природе, и не было никакой надежды вернуться снова когда-нибудь в родной дом…
