Жюль Верн - Дети капитана Гранта
— Итак, по-вашему, у меня возбуждены нервы?
— Конечно, Паганель, и причина этому — северный ветер. Он часто наталкивает тут людей на преступления, подобно северному ветру в окрестностях Рима.
— На преступления! — воскликнул ученый. — Так я имею вид человека, собирающегося совершить преступление?
— Этого я не говорю.
— Скажите лучше прямо, что я хочу вас зарезать!
— Ох, боюсь этого! — ответил Гленарван, не будучи больше в состоянии удержаться от смеха. — К счастью, северный ветер дует всего лишь один день.
Слова Гленарвана возбудили всеобщий хохот.
Паганель пришпорил лошадь и ускакал вперед, желая рассеять в одиночестве свое плохое настроение. Через четверть часа он уже забыл о происшедшем. Так на короткий срок добродушие ученого изменило ему, но, как правильно указал Гленарван, причина тому была чисто внешняя.
В восемь часов вечера Талькав, ехавший несколько впереди, сообщил, что они приближаются к желанному озеру. Четверть часа спустя маленький отряд спускался по крутому берегу озера Салинас. Но здесь путников ожидало тяжелое разочарование: озеро пересохло.
Глава восемнадцатая. В ПОИСКАХ ПРЕСНОЙ ВОДЫ
Озером Салинас заканчивается непрерывный ряд лагун, которые связывают Сьерра-Вентана и Сьерра-Гуамини. Некогда многочисленные экспедиции направлялись из Буэнос-Айреса в эти места для добывания соли, так как воды Салинас содержат значительное количество хлористого натрия. Но благодаря жгучему зною вода испарилась, соль осела на дно, превратив озеро в огромное сверкающее зеркало.
Когда Талькав говорил о питьевой воде озера Салинас, то он имел в виду не самое озеро, а пресные речки, впадающие в него во многих местах. Но в данное время и они пересохли. Все выпило палящее солнце. Легко представить себе то подавленное состояние, которое овладело путешественниками, измученными жаждой, когда они достигли высохших берегов озера.
Надо было немедленно принять какое-то решение. Вода, еще сохранившаяся в бурдюках в незначительном количестве, протухла и не могла утолить жажду. А она жестоко давала себя чувствовать. Голод и усталость отступали перед насущной потребностью в воде. Изнуренные путешественники приютились в «рука»41, кожаной палатке, раскинутой и оставленной туземцами в небольшом овраге. Лошади, лежа на илистых берегах озера, с видимым отвращением жевали водоросли и сухой тростник.
Когда все разместились в рука, Паганель обратился к Талькаву с просьбой сказать, что, по его мнению, следует предпринять. Географ и индеец говорили быстро, но Гленарвану удалось все же разобрать несколько слов. Талькав говорил спокойно. Паганель жестикулировал за двоих. Этот диалог длился несколько минут, затем патагонец скрестил руки на груди.
— Что он сказал? — спросил Гленарван. — Мне показалось, что он советует нам разделиться.
— Да, на два отряда, — ответил Паганель. — Те, у кого лошади от усталости и жажды еле передвигают ноги, пусть как-нибудь продолжают путь вдоль тридцать седьмой параллели. А те, у кого лошади в лучшем состоянии, должны, опередив первый отряд, отправиться на поиски реки Гуамини, которая впадает в озеро Сан-Лукас в тридцати одной миле отсюда. Если вода в этой реке будет в изобилии, то второй отряд подождет первый на берегу. Если же Гуамини тоже пересохла, то отряд направится обратно навстречу товарищам, чтобы избавить их от бесполезного перехода.
— А тогда что делать? — спросил Том Остин.
— Тогда придется спуститься на семьдесят пять миль к югу, к отрогам Сьерра-Вентана, а там рек очень много.
— Совет неплох, — ответил Гленарван, — и мы немедленно последуем ему. Моя лошадь не очень пострадала от недостатка воды, и я могу сопутствовать Талькаву.
— О милорд, возьмите меня с собой! — взмолился Роберт, словно дело шло об увеселительной прогулке.
— Но не будешь ли ты отставать, мой мальчик?
— О нет! У меня хорошая лошадь. Она так и рвется вперед… Так как же, сэр… Прошу вас!
— Хорошо, едем, мой мальчик, — согласился Гленарван, радуясь, что ему не придется расставаться с Робертом. — Не может быть, чтобы нам втроем не удалось найти какого-нибудь источника свежей и чистой воды!
— А я? — спросил Паганель.
— О, вы, милейший Паганель, вы останетесь с запасным отрядом, — отозвался майор. — Вы слишком хорошо знаете и тридцать седьмую параллель, и реку Гуамини, и пампу, чтобы покинуть нас. Ни Мюльреди, ни Вильсон, ни я — никто из нас не сумеет добраться до того места, которое Талькав назначит для встречи, а под предводительством храброго Жака Паганеля мы смело двинемся вперед.
— Приходится покориться, — ответил географ, очень польщенный тем, что его поставили во главе отряда.
— Только не будьте рассеянны, — прибавил майор, — и не заводите нас в такие места, где нам нечего делать, ну хотя бы к берегам Тихого океана.
— А вы заслуживаете этого, несносный майор! — смеясь, ответил Паганель. — Но скажите мне, дорогой Гленарван, как вы будете объясняться с Талькавом?
— Полагаю, что нам с патагонцем не придется разговаривать, — ответил Гленарван, — но в каком-нибудь экстренном случае тех испанских слов, которые я знаю, хватит для того, чтобы мы поняли друг друга.
— Так в путь, мой достойный друг! — ответил Паганель.
— Сначала поужинаем, — сказал Гленарван, — а затем, если сможем, то немножко вздремнем перед отъездом.
Путешественники закусили всухомятку, что мало подкрепило их, а затем улеглись спать. Паганелю снились потоки, водопады, речки, реки, пруды, ручьи, даже полные графины — словом, все, в чем обычно содержится питьевая вода; то был настоящий кошмар.
На следующий день в шесть утра лошади Талькава, Гленарвана и Роберта Гранта были оседланы. Их напоили оставшейся в бурдюках водой, и они пили ее с жадностью, хотя вода была отвратительна на вкус. Затем трое всадников вскочили в седла.
— До свиданья! — крикнули Остин, Вильсон и Мюльреди.
— Главное, постарайтесь не возвращаться! — добавил Паганель.
Вскоре патагонец, Гленарван и Роберт потеряли из виду маленький отряд, оставленный на попечении географа. «Desierto de las Salinas», то есть пустыня озера Салинас, по которой ехали всадники, представляла собой равнину с глинистой почвой, поросшую чахлыми кустами футов в десять вышиной, низкорослыми мимозами, которые индейцы называют «курра-мамель», и кустообразными растениями «юмма», содержащими много соды. Кое-где встречались обширные пласты соли, отражавшие с необыкновенной яркостью солнечные лучи. Если бы не палящий зной, то эти «баррерос»42 можно было бы легко принять за обледенелые участки земли. Во всяком случае, контраст между сухой, выжженной почвой и сверкающими соляными пластами придавал этой пустыне очень своеобразный и интересный вид.
