Жанна Голубицкая - Планета в косметичке

— Знаешь, я видела, как ты крутилась в своей шляпе перед витриной «Шанель», — сказала она по-английски, опершись на поручни смотровой площадки рядом со мной. — И сразу поняла, что у нас много общего. У меня такая же шляпа. Я — Мари.

«Конечно, Мари, — подумала я. — Во Франции все девушки — Мари». Она словно прочла мои мысли:

— Ну да, в Париже это имя звучит как издевательство. Ну что ж теперь поделать? Mon ami говорит, что у моих родителей просто нет воображения! — И она рассказала, что поссорилась со своим дружком. Это было вчера в кафе на Монпарнасе: она вылила ему на голову бокал божоле и обозвала жиголо. А сегодня отправилась гулять одна по Парижу и купила шляпу за пол-евро. После чего увидела такую же шляпу на мне и поднялась за мной на башню.

Мне она определенно нравилась: рыженькая, стройная и ужасно задорная. Мари напомнила мне хрупких, но в то же время сильных духом и самостоятельных героинь французского детективщика Себастьяна Жапризо. Я спросила, почему она назвала своего парня жиголо?

— В каждом мужике живет жиголо, — нравоучительно заявила Мари. — Чуть мы, женщины, расслабимся — и он лезет наружу. Но надо не давать ему выйти! Вот мой хочет, чтобы все расходы на жизнь, включая квартиру, которую мы снимаем, были пополам, но при этом я еще бы готовила, убирала, гуляла с собакой и относила в прачечную белье. А когда я спрашиваю, что мне за это будет, он отвечает — моя любовь! Ну чем не жиголо?

И тут Мари мне стала вовсе как родная: надо же, коренная жительница Города Мечты, а проблемы — совсем такие же, как у нас! В общем, мы с Мари подружились. На это нам потребовалась ровно десять минут и вековая мужская тупость.

И мы понеслись по городу, как птицы, беспрестанно щебеча и хихикая. Благодаря Мари, его коренной жительнице, я тоже стала смотреть на город как будто изнутри. «Я отведу тебя дорогой Амели»[6] — заявила моя новая приятельница. И узкими — похоже, известными только Мари — парижскими переулочками мы отправились к местному Арбату — на Монмартр.

Открывшийся вскоре вид напомнил мне виденную где-то открытку: карусель с лошадками, высокие розовые кусты, а на вершине Холма Мучеников высотой 129 метров — знаменитая базилика Сакре-Кёр. Вокруг оказалось полно маленьких магазинчиков с недорогими тряпками и сувенирами. Мари объяснила, что Монмартр считается относительно дешевым и богемным районом города, пристанищем людей искусства и творчества. Мы поднялись по многочисленным ступенькам на холм, откуда открывался такой вид на город, что сразу стало понятно, почему на Монмартре предпочитали жить Пикассо, Тулуз-Лотрек, Модильяни и многие другие мастера холста и кисти. Мигом распознав во мне иностранку, симпатичный уличный художник предложил написать мой портрет — всего за 50 евро! И тут Мари что-то шепнула ему по-французски, он заулыбался и сказал: «Bon-bon, gratis!» («Хорошо-хорошо, бесплатно!») Потом мы по очереди позировали красавцу с мольбертом, причем Мари требовала, чтобы он изобразил ее непременно в турнюре XVIII века. Художник смеялся, кивал и рисовал.

Позже я спросила Мари, что за волшебное слово она шепнула портретисту?

— Все просто, — пожала плечами Мари. — Я спросила, где его глаза? Неужели настоящий служитель прекрасного возьмет деньги с красивых женщин? И еще кое-что добавила… — Мари расхохоталась. — Спрячь жиголо, сказала я ему.

У собора Парижской Богоматери моя новая подруга села прямо на бордюр и исполнила песню «Belle» из одноименного мюзикла. Группа английских туристов, проходящая мимо, остановилась и захлопала в ладоши.

В Лувре, фотографируя меня на фоне полотна с изображением Иисуса Христа, Мари задумчиво изрекла:

— Я никогда не плачу, когда меня оставляет мужчина. Ибо я сама и вся моя любовь принадлежит Богу. А тот, что ушел, — что ж, он сам себя лишил частицы моей божественной любви. Попробуй, с этим легче жить!

А ведь если задуматься, это чистая правда, девчонки!

Было уже совсем темно, когда мы очутились на Пляс-Пигаль — в квартале ночных кабаре и красных фонарей. Тут в черном небе вращала свои красные крылья легендарная Мулен-Руж.

— В любое кабаре надо заказывать билеты заранее, — сказала моя подруга. — Да и бог с ними, это для туристов. Я тебе покажу кое-что получше!

И, купив в магазине бутылочку бордо и сыр камамбер, мы отправились знаменитым парижским «маршрутом любви» — вдоль бульвара Клиши в сторону Булонского леса. И сразу же попали в плотный коридор из секс-шопов, стриптиз-шоу и не охваченных «коллективизацией» жриц любви. Армия зазывал на всех языках мира пыталась заманить прохожих в свои заведения, а путаны-индивидуалки, как в кино, выставляли вперед ножку и складывали губки трубочкой. И целые группы мужчин — разных национальностей, молодых, старых, симпатичных и мерзких — с нездоровым блеском в глазах то и дело исчезали за дверями под красным фонарем. А в той части Булонского леса, которая зовется садом Багатель, на лужайке возлежали полуодетые лесные нимфы. Их зазывные взгляды и объемные сумки с провиантом и вином сулили каждому платежеспособному господину нечто большее, чем пикник — прямо тут, на травке! Тут-то я и поняла смысл выражения «делать багатель», которое часто встречается во французских романах.

Мы с Мари тоже устроили свой маленький «багатель»: достали припасенную снедь и расположились на лужайке — прямо среди «тружениц плоти»! Странно, но они не заподозрили в нас конкуренток. А мужчины, ищущие не слишком праведных развлечений, безошибочно обходили наш привал стороной.

— У нас на лбу написано, что сейчас мы мужиков ненавидим! — засмеялась Мари. — В этом городе к тебе никто не пристанет, пока ты сама этого не захочешь. А как захочешь, мужики тут же это почувствуют — и прибегут. Видишь, как устроена жизнь — мужчина везде ищет женщину. Шерше ля фам!

А потом был мой день рождения. С утра Мари таскала меня по недорогим магазинам и вещевым рынкам — оказывается, такие есть и в столице мировой моды. И в них одеваются самые настоящие парижанки! При минимальных затратах я обновила практически весь свой гардероб и была очень довольна. А к 9 вечера Мари привела меня в любимый ресторанчик всех литературных классиков, что на бульваре Сен-Жермен в Латинском квартале. По ее словам, в этом самом месте сиживали Хемингуэй и Фицджеральд, Верлен и Рембо, Сартр и наш Тургенев. В компании их бессмертных душ мы распили на двоих бутылку молодого розового вина и заказали двойную порцию фондю. А потом еще белого вина. Я отметила, что гении знали толк не только в еде, но и в ценах на нее — все было очень вкусно и недорого. Такого милого дня рождения у меня не было уже давно: я даже забыла о своих мечтах про колье и шампанское в постель! Зачем? Когда можно вот так задушевно сидеть с подругой — и находить все новые и новые темы для разговора! До глубокой ночи, макая нанизанные на специальные палочки кусочки мяса, овощей и морепродуктов в расплавленный сыр и запивая их терпкий вкус вином, мы неторопливо рассуждали, что жизнь — все же неплохая штука. И мужчины в ней — не главное.