Зегидур Слиман - Повседневная жизнь паломников в Мекке
Религия пророка наследовала церемонию хаджа, очистив ее от языческих примесей. Но хитрый обычай сдавать чужеземцам дома и тряпки превратился в Мекке в почетную профессию. Более того, экспансия мусульман неожиданно принесла с собой волну новых клиентов.
Обделенная развитым сельским хозяйством «долина, где не растут злаки» (Коран, 14:40/37) получила вместе с триумфом религии и общее признание, став матерью городов. Парадокс, но богатства ей это не принесло. Вскоре после смерти Мухаммеда (632) большая часть богатых торговцев и интеллектуальной элиты перебралась в Медину, а оттуда ушла в другие города. Pax islamica,[51] вернувший безопасность древним торговым путям, нанес в то же время смертельный удар по караванному пути, связывавшему благодатную Аравию с Сирией и Палестиной, на котором Мекка была важным этапом. Сам пророк в свое время смог обеспечить существование своей семьи благодаря этой дороге. Но с тех пор бедным «соседям Аллаха» остались только ресурсы, которые можно было выжать из паломничества — сдавать жилье на время хаджа, производить товары для хаджа, обеспечивать путешественников одеждой для хаджа стало их главным делом. Кроме того, они оказывали за деньги разнообразные услуги, занимались торговлей и интригами.
Со временем верующие смирились с тем, что на них зарабатывают деньги, и покорились власти мутаввифа. Они предлагали свои услуги, жилье, транспорт, еду. Паломники ни шагу не могли ступить без чичероне Святой земли, покупали продукты только у тех торговцев, которых им рекомендовали (и мутаввифы, разумеется, получали часть прибыли).
Перед тем как присвоить единственный источник доходов в Мекке, эти погонщики индустрии, эти разночинцы пустыни улица за улицей подчинили себе весь город, за ничтожную цену скупая участки, дома и торговые точки. Нечестные сделки, соперничество, интриги, разводы для получения выгоды и браки по расчету — мекканские торгаши объединялись для того, чтобы поле их деятельности охватило все мусульманские провинции. Принимать, кормить и обстирывать паломников — это куда ни шло. Но находить их в их же стране и побуждать совершить хадж — это уже странно. Каждый мутаввиф пользовался монополией в одной или в нескольких местностях, которые он регулярно навещал, чтобы подогреть пыл благочестивых жителей, предлагая им, прежде всего, свое гостеприимство. Судя по тому, как ему платили, он не скупился на похвалы. Но истинному положению вещей они, увы, не соответствовали, и часто правоверные сильно ударялись, упав с облаков на землю, когда видели свой «второй дом»: жалкую хижину, развалившуюся хибару или заполненный людьми подвал.
Что касается «благородных» кварталов, то мутаввифы просто превращали их в часть пустыни, сажая одно-единственное дерево, которое льстит арабам: генеалогическое. И здесь каждый выдавал все, на что был горазд: припоминали предков благородных кровей, ссылались на прадедов, внесших вклад в развитие города, отыскивалась собственная фамилия в списке спутников пророка либо просто изобреталось несуществующее генеалогическое древо, связанное со знаменитыми улема или эмирами, «вернувшимися» из Магриба или из Персии. В этом пышном саду предков сыновья и внуки мутаввифов пожинали плоды и прибыль. Дела процветали.
В силу особенностей паломничества мутаввифы обрели официальный статус. Они объединялись в многочисленные группы, во главе каждой из которых стоял свой руководитель, и подчинялись одному шейху, защищавшему в случае необходимости их интересы. Руководители групп, бывшие на самом деле родственниками, назначались главой Мекки, который претендовал на происхождение от самого Мухаммеда, через его внука Хусейна, сына Фатимы, дочери пророка, и Али, его двоюродного брата и четвертого преемника.[52] Платя мнимому потомку посланника, каждая категория мутаввифов закрепляла за собой монополию в определенном регионе и считала себя вправе передавать «дело» по наследству. В итоге паломники, скажем, из Магриба могли попасть в Святую землю только под неустанным контролем мутаввифов, контролировавших Магриб. Последние достаточно хорошо изучили страну своих «овец», с которых стригли шерсть, узнали их обычаи и язык. В зависимости от происхождения паломников селили в соответствующие кварталы, улицы которых по сей день носят названия «улицы бухарцев», «дагестанцев» и пр. Независимые мусульмане в средние века подписали с мутаввифами соглашения, чтобы с согласия соотечественников открыть закусочные или гостиницы. Первыми на имевшие место злоупотребления и взяточничество вояжистов обратили внимание персидские шииты, проведя логическую цепочку. Паломники платили деньги заранее, а специальный комитет, работавший под руководством хамладара — представителя персидского шаха, следил за расходами во время путешествия. Делегация шиитов мастерски сыграла на конкуренции, которой люди занимались для того, чтобы получить не самые ужасные т рущобы по лучшей цене. Сообщества хаджи пытались проявить самостоятельность, коллективно снимая комнаты у частных владельцев. Можно сказать, что решение, принятое в 1917 году правительством Франции для защиты своих африканских граждан и для оказания влияния на хозяев гостиниц, произвело эффект пушечного выстрела и нарушило вековые традиции «торговцев сном». Должно быть, глава Мекки впал в неистовство, когда был вынужден ограничить монополию, но для паломников это означало абсолютную независимость от мутаввифов. Отныне каждый сам выбирал себе проводника, решал, где есть и где спать. Но зато никто не мог положить конец вооруженным нападениям на караваны паломников.
Страницу истории хаджа перевернул эмир Абдель-Азиз ибн Сауд, выставивший в 1925 году шерифа из Святой земли, чтобы воздвигнуть королевство во имя Аллаха, но править в нем от своего собственного.
Впервые паломники оказались совершенно независимы на всей территории Святой земли. На памяти мусульман не было еще такого случая, чтобы на них ни разу не совершили набег, ведь пираты пустыни свирепствовали от ворот Мекки до ворот Медины. История хаджа изобилует налетами, ограблениями, убийствами. В 1890 году в окрестностях Медины был полностью уничтожен караван, идущий из Магриба. Из 446 правоверных лишь двоим удалось уйти от головорезов с саблями.
Ни османам, номинальным защитникам святынь ислама, ни шерифам Мекки не удавалось обуздать эту напасть. Сам эмир Али, сын шерифа Хусейна, попал в плен к бедуинам в 1920 году. Им заплатили 3000 фунтов стерлингов. Когда выкуп потребовали во второй раз, а денег не было, молодой аристократ оставался в плену до тех пор, пока не был выкуплен отцом, отдавшем бандитам запас патронов.