Мишель Пессель - Золото муравьев
Что касается труда и быта, минаро освоили употребление некоторых сегодняшних бронзовых и стальных орудий и предметов. Однако у многих в кухнях я заметил котлы, высеченные из черного камня, залежи которого находятся близ поселений минаро, в верховьях Инда.
— В них суп получается гораздо вкуснее, чем в медных, — объяснили мне. Вот вам и технический прогресс!
Продолжая изучение нашего затерянного в веках прошлого, мы получили весьма любопытные сведения о принятом у минаро способе захоронения. Оговорюсь, что последователи буддизма в здешних местах, как правило, не хоронят умерших. Их сжигают на кострах, или же отправляют тела вниз по течению реки, или расчленяют трупы и оставляют на съедение хищным птицам.
Минаро до самого недавнего времени умерших хоронили, да и сегодня еще делают это в некоторых случаях.
Тело, как мне объяснили, кладут на правый бок, ноги ему слегка сгибают и подтягивают к животу (так называемая внутриутробная поза), руки, сложенные, как для молитвы, ладонями вместе, кладут под правую щеку.
Сверху могилу обкладывают камнями, а если хоронят в пещере, то вход замуровывают каменной кладкой. Рядом с телом ставят миску с водой, кладут лук и стрелы, одежду и украшения. И мужчин и женщин хоронят одинаково. Детские могилы состоят лишь из четырех больших камней, сложенных вокруг тела в форме четырехугольника.
Эти обряды представляют собой немалый интерес и с той точки зрения, что они точно совпадают с простейшими скифскими захоронениями в южнорусских степях, а также с некоторыми погребениями на территории Средней Азии. Во многих захоронениях тела умерших были уложены точно так, как было описано выше, — с ногами, подтянутыми к животу. Обратили внимание археологи и на положение рук. Впрочем, мелкие кости в могильниках, как правило, разрознены, и точное положение кистей определить трудно — были они сложены под головой или нет.
Цеван дал нам возможность увидеть ритуал жертвоприношения богам земли. Одну из коз, шерсть которой была выкрашена красной охрой, подвели к алтарю, где перерезали ей горло. Позже мы увидели и сфотографировали Цевана, возносящего молитву перед вылепленной из ячменного теста фигуркой горного козла. Он возложил ее на рассеченный камень у «священной рощи», где был разбит наш лагерь. В этом камне Цевану, как, возможно, и нашим предкам, виделась священная связь между небом и землей, богами и людьми.
Однажды днем Цеван повел нас к располагавшемуся на довольно значительном расстоянии от поселка большому камню, покрытому изображениями горных козлов. Цеван объяснил, что это алтарь, воздвигнутый на границе между землями поселков Гиагам и Хамелинг.
Этот камень на языке минаро назывался «басардик», а по-тибетски — «лато фобранг». Им была отмечена не только граница между поселками, но и пересечение двух троп. Одна вела к броду через реку, а другая спускалась с перевала Пенси-ла.
На этом алтаре ежегодно в десятый день второго месяца приносили в жертву коз для того, чтобы урожай был богатым. Козу жертвовали здесь и тогда, когда юноша из одного поселка брал в жены девушку из другого. В этом случае честь совершить обряд жертвоприношения возлагалась на молодого неженатого парня, родители которого еще не умерли. Во время обряда исполняющий роль жреца должен был до того момента, пока животное не испустит дух, держать в зубах веточку можжевельника, символизирующего жизнь. Кровью жертвы затем окроплялись алтарь и молодожены.
Этот обряд представлял для нас немалый интерес. Ведь в Ладакхе мы с Мисси уже не раз задавались вопросом, зачем нужны подобные покрытые рисунками камни, расположенные на значительном расстоянии от поселков. Теперь этот вопрос был разрешен.
В один из последних дней нашего пребывания в Гиагаме, когда я уже начал считать, что мы узнали здесь все, что только было можно, сторож буддийской часовенки, располагавшейся неподалеку от нашего лагеря, показал мне букет увядших уже цветов.
— Каре ре? (Что это?) — спросил я с любопытством.
— Ду-и менток (Ядовитые цветы), — ответил он.
Не затрудняя себя предосторожностями, я взял в руки несколько растений. На каждом стебле располагалось с десяток мелких темно-синих цветков, усеянных крошечными белыми точками. Верхний лепесток у цветков по форме напоминал что-то вроде шлема.
Сторож рассказал мне, что высушенные корни этого растения содержат смертельный яд.
— Мы натираем им наконечники стрел перед охотой, — сказал он.
В моем багаже имелся справочник по лекарственным растениям, и я принялся определять растение, принесенное сторожем. Оно относилось к семейству аконитовых. Представителей этого семейства из-за формы цветков называют «шлем Юпитера» или «монашеский капюшон», а также «волчья трава», так как волки от них погибают. «Относятся к наиболее ядовитым, — гласил справочник. — В медицине в микроскопических дозах применяются для лечения расстройства нервной системы».
Семейство аконитовых насчитывает около двух десятков видов, и я затруднялся точно определить, с которым из них имел дело. Это, впрочем, было не так уж и важно. Интересно было то, что из этого цветка получали сильнодействующий яд. Несущиеся галопом всадники племени минаро, вооруженные отравленными этим ядом стрелами, были силой, с которой враги не могли не считаться.
Осторожно засушив одно из растений, чтобы отвезти его потом во Францию, я в скором времени обнаружил десятки таких же, росших на полях вдоль оросительных каналов. Позже мы были свидетелями необоримой жизненной силы этих милых цветочков, разросшихся на пастбищах близ Рингдомского монастыря. В некоторых местах они покрывали землю сплошным ковром. Судя по всему, растение прекрасно себя чувствовало на высоте 4000 метров.
Странное совпадение: айны — древние жители Хоккайдо — использовали отравленные аконитом стрелы во время охоты на медведя и оленя. Кроме них и живущих за тысячи километров от Японии минаро Ладакха, этим способом охоты на Востоке никто, по-моему, не пользовался. С другой стороны, аконит, широко распространенный в Европе, употреблялся там в прошлом не только для того, чтобы угощать им владельцев соседних замков (обычное дело в средние века), но и для охоты на птиц.
За несколько дней до нашего отъезда из Гиагама жители поселка позвали нас посмотреть на соревнования по стрельбе из лука, устроенные в честь окончания сбора урожая. Эхо барабанного боя отражалось от возвышающегося над поселком пика — «жилища» Бабалашена, и стрелки один за другим посылали стрелы в мишень — врытую в землю доску. Зрелище было для нас необычным, но отнюдь не потрясающим: стрелы не отравленные, а луки сделаны из дерева… Кроме одного. Этот лук был настоящим произведением искусства. Его изготовили из пластинок козьего рога, хорошо проклеенных и обмотанных жилками. В результате получался легкий и упругий материал. Это было оружие всадника, и… оно точно копировало то, что мы привыкли называть «скифским луком». Несомненно, лук был изготовлен местными умельцами: он сделан из рога горного козла, а об особом отношении минаро к этому благородному животному мы уже знаем.
