Зинаида Шишова - Великое плавание
— О чем это ты говорил с ними? — спросил господин, вышедший на палубу в сопровождении Орниччо.
Юноша протянул к господину обе руки, повторяя известное уже ему слово «дом». При этом он знаками показывал, что просит адмирала отпустить его соотечественников домой.
Не понимая Аотака, господин сначала машинально гладил его по голове и улыбался. Но Аотак настойчиво стал хватать его за руку, кричал по-кастильски:
— Господин, пусти! Они — дом. Они — мать, ребенок! — и, оглядываясь на нас, как бы ища у нас поддержки, объяснял: — Брат мой, много дети, надо дом!
Поняв наконец, что хочет сказать юноша, адмирал нахмурился: он вообще не допускает, чтобы кто бы то ни было вмешивался в его дела.
Мы знали, какова причина дурного настроения адмирала: до сих пор мы не нашли ни одной крупинки золота, чтобы порадовать долгожданной вестью государей.
Господин говорил, что, как только мы достигнем страны, богатства которой смогут оправдать понесенные на наше снаряжение расходы, он нагрузит ценностями одну из наших каравелл и отошлет ее в Испанию с доброй вестью. Это было бы хорошо также потому, что с нею можно было бы отправить на родину больных, которые очень страдают от отсутствия лекарств и ухода.
Поэтому-то так и стремился адмирал поскорее добраться до острова Сипанго, а там — до Катая и Индии. Так как наши гуанаханцы да и обитатели Санта-Марии знаками давали ему понять, что поблизости находятся острова, жители которых носят золотые браслеты и где золота такое количество, что его можно подбирать на земле, адмирал решил, не задерживаясь, снова пуститься в море.
Поставив все паруса, мы направились к видневшемуся в отдалении острову. Он плоский и зеленый и мало чем отличается от Сан-Сальвадора или Санта-Марии. В честь арагонского короля господин назвал его «Фернандина» и присоединил его к владениям Соединенного королевства.
Мы с Орниччо в этот день на берег не съезжали. Друг мой был очень грустен. На мои расспросы он ответил только фразой, не имевшей никакого отношения к нашему разговору:
— Господин наш, адмирал, с гуанаханцами, которых он сам не раз называл добрыми и бескорыстными, поступает, как с пленными, взятыми в упорном кровопролитном бою.
Я напомнил Орниччо, что португальцы таким же образом захватывали обитателей Гвинейского побережья. Однако, в противоположность адмиралу, они обращались со своими пленными жестоко, набивая ими трюмы.
— Да, да, — сказал мой друг. — Я знаю. Но в первые дни португальцы тоже, вероятно, дарили гвинейцам всякие бубенчики и бусы. Иначе господин наш не взял бы с собой в плавание столько этого добра.
Я не совсем понял его мысль, но, не вступая со мной в беседу, Орниччо, круто повернувшись, отошел от меня.
Мне думается, что это непрекращающиеся дожди и удушливый зной портят настроение моему другу, который обычно в самые тяжелые минуты нашего плавания находил для всех приветливое слово.
По дороге на Фернандину мы встретили в каноэ одинокого индейца. В выдолбленной тыкве он вез с собой пресную воду, а также хлебец величиной с кулак. По тому, с какой тщательностью он в особой плетушке из тростника прятал обрывки стеклянных четок и две испанские монетки, мы поняли, что он побывал в местах, где мы высаживались. Мы подняли индейца вместе с его каноэ на борт, осмотрели лодку, но ничего из вещей его не взяли. Господин одарил его и отпустил с миром.
Нет, нет, Орниччо неправ, если думает, что господин наш несправедлив по отношению к индейцам! Все мысли адмирала направлены на то, чтобы поскорее добраться до Катая, поэтому он и не отпускает гуанаханцев и мало внимания уделяет сейчас птицам, рыбам, бабочкам и цветам, которыми он еще так недавно любовался вместе с нами.
Во вторник, 16 октября, мы все еще шли вдоль берегов Фернандины и, высаживаясь в удобных местах, одаряли всех местных индейцев. Надо сказать, что не мне одному бросилось в глаза, что жителям Фернандины менее, чем встреченным ранее индейцам, пристало название «дикарь». Дома их поражают своей чистотой, спят они в гамаках — особых, подвешенных к столбам сетках. Ни здешние индейцы, ни жители Гуанахани и Санта-Марии не держат домашнего скота. Впрочем, диких животных — вроде буйволов или коз — мы здесь тоже не встречали, следовательно, индейцам и приручать было некого. На тех островах, где мы побывали, мы вообще не видели никаких диких четвероногих животных.
Народ здесь, пожалуй, еще красивее и приветливее, чем на других островах, а девушки здесь, не преувеличивая можно сказать — прекрасны! Одень их в шелка и бархат, и они, пожалуй, смогут соперничать с любой красоткой из Кастилии. Надо сказать, что здесь они ходят не нагие, как на других островах, а носят — девушки — набедренные повязки, а замужние женщины — шаровары из хлопковой ткани, которую выделывают на своих станках довольно искусно.
— Такие шаровары, — заметил адмирал, — разве что из более драгоценных тканей, носят женщины и в странах Востока. Ну, синьор секретарь, — добавил господин, похлопывая синьора Марио по плечу, — теперь вы уже перестали сомневаться в том, что мы доплыли до Индии?
И наш добрый синьор Марио тут же заверил адмирала, что он давно уже в этом не сомневается. Ведь адмирал мог заметить, что секретарь, как и все на корабле, называет островитян «индейцы».
ГЛАВА XIII
Остров Изабелла
17 октября мы снова собрались в путь. Однако, борт о борт приблизившись к «Санта-Марии», капитан «Пинты» Алонсо Пинсон сообщил адмиралу, что захваченный им на Фернаидине индеец как мог доказал ему, что золотоносная страна Самоат находится в южном направлении.
Я с тревогой наблюдал за лицами адмирала и капитана, но не заметил на них и тени неприязни. Правда, говорили они только о деле и уже не обменивались шутками, как это частенько у них случалось до ссоры из-за Хуана Родриго Бермехо.
Дай господи, чтобы этот благодатный воздух имел свойство исцелять раны не только телесные, но и душевные! А ведь господин наш снова перешел от отчаяния к надежде. Весело напевая, он мерит шагами палубу и милостиво вступает в разговор с индейцами, матросами, с любым, кто попадается ему на пути. Отправившись в путь по совету Пинсона, мы открыли замечательную бухту по соседству с Фернандиной. Адмирал отправил матросов с бочонками за водой. Снова к кораблям съехались на каноэ здешние индейцы и выменивали товары на различные европейские безделушки.
Матросы, возвратившиеся с запасом воды, рассказали, что они ни в домах, ни на индейцах золота не видели, если не считать замеченную ими тонкую золотую пластинку, чуть побольше полкастеляно,[60] подвешенную к носу одного из фернандинцев.
