Райнхольд Месснер - Хрустальный горизонт
На следующий день наши яки, как серны, взбираются на ледник. Человек, не имеющий альпинистских навыков, не может здесь, в высокогорье, поспеть за этими ловкими, умными и осторожными животными. В одном месте, где прошел селевой поток – яки слышали, как грохотали камни, – они мотают головами и не делают ни шага вперед. Погонщики – крестьяне, хозяева яков – пытаются вести животных дальше. Тогда яки сбрасывают грузы и убегают. Это нас сильно задерживает, мы тащим ящики сами и порядком изматываемся, затем переводим боязливых животных через опасное место. Тибет – единственная горная область в мире, где яки поднимаются на высоту до 6500 метров. Это возможно только благодаря тому, что между двумя мощными ледовыми потоками до самого основания ледовой стены Северного седла тянется моренная гряда.
На высоте 6000 метров мы решили сделать промежуточный лагерь, который служил бы складом продуктов и вещей для обратного пути. Тщательно выравниваем площадку, ставим палатку. Вокруг громоздятся грязно-белые ледовые башни на фоне вертикальных ледовых стен. Столь причудливого пейзажа я еще не видел.
На третий день после выхода из базового лагеря мы уже идем вверх по срединной морене, которая лежит ниже уровня поверхности льда, представляя собой желоб, вытаявший в леднике. Таким образом, мы идем в коридоре между ледовыми стенами, мимо ледовых башен и отвесов. В Тибете ветер видоизменяет не только облака, но и скалы, холмы, лед. Я явственно вижу, что это высокогорное пространство волнуется, как море, дышит, как кожа, колышется, как лава. Я не слишком-то разбираюсь в метеорологии и очень мало в геологии или географии. Но то, что я здесь вижу, слышу, осязаю, относится к числу именно тех вещей, которые дают мне и силу, и радость жизни.
Трог
Яки на леднике Восточный Ронгбук
Итак, мы приближаемся по моренному потоку к месту передового базового лагеря под северно-восточной стеной Эвереста. Сама вершина еще очень далека. Отсюда она выглядит искусственно приставленной к леднику. Яки устали, на них тоже действует высота. Мы с Неной ставим нашу крошечную палатку. В тот же день яки спускаются вниз.
Что меня здесь в первый же день напугало, так это лавины. Они грохочут повсюду – на северо-восточном склоне, на стене Северного седла. Я не ожидал, что дело обстоит так скверно. Я знал, что стена Северного седла с ее бездонными трещинами и крутыми склонами таит много опасностей, – это самый опасный участок всего восхождения, – но так много лавин я все-таки не ожидал.
Ни один альпинист до меня не поднимался на Северное седло в одиночку. Только религиозный фанатик Уилсон пытался это сделать. Может быть, я еще более ненормальный, чем Уилсон. Разве мои шансы теперь, в муссон, не равны нулю? Каждая лавина – это сомнение и потеря уверенности в себе. Тибетцы говорят, что приближение к тронам богов вызывает их немилость. Даже добыча руд подвергается проклятию, потому что она нарушает равновесие материального и духовного мира. Тот, кто раскалывает камни, освобождает дьявола, который может прийти на землю. И я не просто буду тут стучать молотком – я буду мешать богам.
В следующие дни без конца смотрю в бинокль на Северную седловину. Этот провал на высоте 7000 метров – моя следующая цель. Гигантские ледовые отколы у начала стены не внушают доверия. Ледовый склон под перевальной линией избороздили лавинные желоба. Снег настолько мягкий, что в него проваливаешься почти по пояс. А что, если моя фантазия и мое честолюбие заманили меня в ловушку?
Десять долгих дней
Мы ничего не потеряли, оставив Чена и Цао ждать нас в нижнем базовом лагере. Цао мог снова заболеть высотной болезнью, а Чен не смог бы без него общаться с нами.
Я сосредоточил свое внимание на изучении погоды и альпинистских трудностей восхождения. Если верить индийским статистикам, то погода подчиняется шестнадцатилетнему циклу, и мы сейчас находимся в сухом периоде цикла. Однако вопреки статистике каждый день идет снег, и, кроме того, часто наступают резкие похолодания.
Нужно по крайней мере четыре дня хорошей погоды, чтобы от передового базового лагеря дойти до вершины. В данный момент дело представляется совершенно безнадежным. На склонах Северного седла все еще лежит пушистый, по пояс, снег, лавиноопасность колоссальная. Желтые скалы под первой скальной ступенью также кажутся сейчас совершенно непроходимыми из-за свежего снега.
Передовой базовый лагерь
Я начинаю обдумывать, как выйти на вершинную пирамиду ниже канта гребня. Под самой вершиной вроде не очень сложно. А вот в большом кулуаре и ниже его, метров на триста ниже канта гребня, лавиноопасный снег на наклонных плитах. Можно ли надеяться пройти по муссонному снегу недельной давности? Этот вариант смущает меня и тем, что, идя ниже гребня, я буду слишком далеко от пути, которым шел Мэллори. А мне очень хотелось бы что-нибудь найти от него.
Погожее утро. Мы с Неной сидим на перемычке под северо-восточным гребнем, изучаем восточную стену. Я смотрю на эту стену, снежный покров которой изрезан бороздами лавин, и вдруг отчетливо понимаю, что Мэллори и Ирвин могут лежать только на северном склоне. Никаких фактических доказательств нет, есть только ощущение, как если бы мне об этом сказал сам Мэллори. Восточная стена прямо от кромки гребня, где шли Мэллори и Ирвин, обрывается так круто, что они должны были из осторожности держаться северной стороны. И если сорвешься, лучше падать на северную сторону – на восточной нигде не задержишься.
Склоны Эвереста у Северного седла
На том месте, где мы сейчас сидим, полковник Бэри при разведке Эвереста в 1921 году видел на снегу странные следы, что дало новую пищу старой легенде. Еще в начале века один путешественник рассказывал о диком человеке, которого он встретил высоко в Гималайских горах. Он считал, что это был йети, мифический снежный человек, о котором тибетцы рассказывают занимательные истории на протяжении столетий. Меня забавляют эти рассказы. Мы тоже видим на снегу следы, напоминающие огромные ступни. Это углубления, проделанные или птицами, или камнями и подтаявшие под действием солнца. Представить себе, что здесь, на этой высоте, могут жить крупные животные, – абсурд.
Мы с Неной уже хорошо адаптировались к высоте. Я много лет занимаюсь физиологическими исследованиями, но конкретно о своей высотной адаптации я сужу только по субъективным ощущениям: по скорости, с которой могу идти, и по тому, болит голова или нет. Меня вполне устраивают эти кустарные доказательства, я слежу за своей скоростью и обычными рефлексами, не задаваясь вопросом, каким путем организм достигает нужной степени адаптированности. Одно мне совершенно ясно: высота делает меня раздражительным и нервозным, но на мою волю она не влияет.
