Вильям (Уильям) Виллис (Уиллис) - На плоту через океан
Как много страданий может вынести человек, прежде чем они его надломят?
Воспоминания приходили, как волны, вставшие из темной бездны океана.
...Четыре бревна лежат на берегу реки, ожидая, пока их скатят в воду и сплавят по течению в Гуаякиль.
Я сижу в маленьком ресторанчике в Кеведо. К моему столику подсаживается местный старожил. Это европеец, потративший много лет на поиски древних золотых копей. Теперь он владелец небольшой гасиенды неподалеку от Кеведо, где выращивает бананы и какао...
— Бил, — начал он, — вы в самом деле хотите доверить свою жизнь этим бревнам? Я знаком с морем. За свою жизнь я немало мотался по свету и знаю Тихий океан. Во время своего плавания вы будете окружены акулами! Сотнями акул! Вы можете случайно упасть за борт. Наконец, вас может смыть волной!..
Я кивнул головой.
— Знаете, о чем я сейчас подумал? — сказал он, пристально глядя на меня. — Что вы будете делать, если упадете за борт? Ведь акулы набросятся на вас и начнут отрывать кусок за куском от вашего тела.
— А что я смогу сделать? — спросил я.
— Слушайте. Долгие годы я был старателем и жил среди амазонских индейцев, я даже почетный член нескольких племен. Они подарили мне немного кураре, яда, которым, отправляясь на охоту, смазывали наконечники стрел и копий. Я дам вам немного этого яда, и если вы упадете за борт, то стоит только уколоть себя, и дело с концом... Этот яд действует, как выстрел. Пусть потом акулы делают с вами что хотят. Не правда ли, это стоящая штука? Я всегда ношу на себе кураре, когда куда-нибудь отправляюсь...
Потом я вспомнил, как наблюдал за сплавом своих бревен. Один из рабочих присел на бревно и тотчас же с воплем вскочил на ноги. И, пока он срывал с себя штаны, другие рабочие смеялись над ним. Он уселся на крупного черного муравья, какие водятся у корней деревьев в джунглях. Их обычно называют "конга", по имени танца. Укушенный человек вынужден долго отплясывать, прежде чем вытряхнет из штанов этого муравья, который имеет еще и другое популярное и очень подходящее название "кита кальсон", что по-испански значит: "снимай штаны"...
Неподалеку от плота выпрыгнул дельфин и с такой силой ударил хвостом по воде, что раздался звук, напоминающий пистолетный выстрел. Этот дельфин не гнался за летучей рыбой, он попросту был в хорошем настроении. В лунные ночи дельфины становятся совсем как помешанные. Весь день они резвились вокруг меня, описывая в воздухе длинные изящные дуги, иногда повторяя прыжок по три — четыре раза. А порой выскакивали прямо наверх, стараясь достать солнце. Падая обратно, они с ужасающей силой ударялись о воду. Когда дельфины находились с подветренной стороны, мне не всегда было слышно, как они шлепались о воду, но я видел их голубоватые, отливающие серебром, сверкающие на солнце заостренные тела на расстоянии нескольких миль от плота.
Бониты [55] тоже прыгают, но при этом неуклюже летят вверх тормашками. Когда же они охотятся за летучими рыбами, сардинами и другой добычей, их движения становятся грациознее. Когда бониты спасаются от погони, они мчатся как стрелы, ныряя и извиваясь.
Теперь я не занимаюсь ловлей дельфинов, я слишком слаб, и мне с ними не справиться. Несколько дней назад, насадив летучую рыбу на крючок, я забросил леску. Дельфин мигом накинулся на наживку, но у меня не хватило сил вытащить его из воды на палубу. Даже если бы это мне и удалось, я все равно не справился бы с ним. Дельфины, когда их вытащишь из воды, ведут себя, как разъяренные тигры.
Микки всегда получала вдоволь летучих рыб, поэтому ей было безразлично, занимаюсь я ловлей дельфинов или нет. Она сама ловила рыб, когда они падали на палубу. Многие попадали в шлюпку, я находил их даже на крыше каюты. Привлеченные светом фонаря, горевшего возле компаса, они порой задевали мою голову. Обычно несколько часов я вымачивал летучих рыб в консервированном лимонном соке, а затем съедал их сырыми.
Вокруг плота по-прежнему было множество дельфинов, но больше не повторялась грандиозная охота, как в те дни, когда небо было черно от фрегатов. Теперь мимо плота проносились небольшие птичьи стайки. Вчера я видел несколько водоплавающих птиц. Они крупнее, но более тяжеловесны, чем саблевидные фрегаты. Шеи у них длинные и тонкие. Я наблюдал, как они ловили рыбу.
Птицы с шумом падали на свою добычу с высоты, при нападении не отбрасывая тени и быстро исчезая в фонтане брызг. Они били без промаха и поднимались кверху с рыбой в клюве. Главным образом их привлекали сардины, гораздо более устойчивая мишень, чем увертливые летучие рыбы.
Плот несколько сбился с курса, и мне нужно было бы встать на ноги и немного подобрать с наветренной стороны парус. Но что я мог сделать, если бы даже умудрился подняться? У меня не было сил ослабить канат, натянутый, как железный стержень. Конечно, я мог бы прицепить к нему тали [56], но эта работа... Невозможно! Она изнурит меня. Лучше уж предоставлю плоту идти своим путем; через день-другой я наберусь сил. Сейчас я не мог сдвинуться с места. Я ни о чем не беспокоился и был счастлив. Перенеся тяжелую болезнь, я воображал, что со мной уже больше ничего не случится. Если понадобится, я смогу продержаться на плоту хоть целый год.
Я не в силах был поднимать выдвижной киль в средней части плота, поэтому разрезал стропу, удерживающую его, и он скользнул в воду. Этот киль толщиной в два с половиной дюйма, шириной в два фута и длиной в восемнадцать футов был сделан из твердого мангрового дерева. Он ушел в глубину, словно был из свинца. А когда он всплывет, то будет служить плотом для мелких морских животных: ракушек, морских звезд и уточек, а может быть, и для осьминога. Теперь мне уже больше не нужна лебедка, которую я прихватил с собой лишь для того, чтобы поднимать и опускать этот киль.
Тут я стал думать о челноке, который достал с таким трудом. В гуаякильских газетах я поместил соответствующее объявление и посетил с полдюжины деревушек на побережье, но нигде не мог найти нужного мне челнока. Но вот один мой знакомый сообщил мне, что должен поехать по делам в Мангларальто, рыбачью деревушку, расположенную к северу от Гуаякиля; он обещал достать там для меня бонго [57].
Через несколько недель из Мангларальто на грузовике мне привезли его. По дороге грузовик вместе с бонго едва не сделался жертвой моря; шофер задумал проехать по низкому берегу, и, пока он возился с неисправным мотором, начался прилив.
Мой друг рассказывал, каких трудов ему стоило добыть это суденышко.
"Я отправился в затерянную в джунглях индейскую деревушку, — говорил он, — жители которой искусно выдалбливали бонго. Когда я приехал туда, один челнок был почти готов. "Я покупаю его, — заявил я индейцам, — только кончайте поскорее!"
