Виктория Финли - Тайная история драгоценных камней

На следующее утро владелец гостиницы неохотно отвез нас обратно. Путь лежал мимо закрытых для нас жемчужных ферм. С лодки мы могли разглядеть только неровные линии черных буйков вдоль всего залива. Издали это выглядело как соревнования пловцов, когда все замерли в ожидании выстрела из стартового пистолета, но мы-то знали, что там все спокойно и под водой лишь сети, в которых в корзинах тысячи устриц ждут, когда кто-нибудь придет и прекратит пытку. На берегу лаяли собаки, время от времени над крышами клубился дым от печей, но никого не было видно. То ли не сезон, то ли тут вовсе ничего и не происходит.

Дело об отравленных жемчужинах

При свете дня городок тоже казался опустевшим. Большинство лавочек закрылись, мы не увидели ни одного иностранца и обнаружили всего человек пять японских туристов. На дворе месяц май, отнюдь не мертвый сезон. Мы пообедали в маленьком ресторанчике. Кроме нас там еще сидела только одна пара, по-видимому друзья официанта. Я не смогла удержаться и заказала «суп удон с жемчужной ножкой». Так называемая «жемчужная ножка» — это самый твердый кусок мяса мидии, единственный пригодный в пищу. Китайцы считают «жемчужную ножку» афродизиаком, но на меня она никакого особого действия не оказала. «Ножки» оказались вкусными, чем-то напомнив мне белок вареного яйца, и были ярко-оранжевого цвета. В супе их плавало около десятка, и я все съела, правда, потом пожалела о собственной жадности, поскольку два часа спустя меня ужасно тошнило на обочине скоростного шоссе и еще два дня я отлеживалась на матрасе в маленькой гостинице бывшей столицы Нара с высокой температурой, сопровождавшейся бредом.

Но у моего отравления была и положительная сторона — я разгадала загадку. Скорее всего, причина, по которой иностранную журналистку отказывались пустить на жемчужные фермы и никто в Аго не хотел даже говорить о жемчуге, заключалась в том, что в самом заливе происходило нечто ужасное. С 1990-х годов все отходы здесь сливаются в море, причем не только промышленные, но и сточные воды из отелей, в которые съезжаются любители «девственной природы». Неудивительно, что японцы вытаскивают устриц через девять месяцев, в противном случае они рискуют потерять весь урожай, поскольку загрязненная вода убивает жемчужниц акоя так же, как отравила меня. То же самое происходит на пресноводном озере Бива в Центральной Японии, которое так долго было центром выращивания пресноводного жемчуга, что само слово «бива» стало обозначать данный вид жемчуга. Из-за постоянных загрязнений производительность ферм на озере Бива упала практически до нуля.

Микимото, столько лет возившийся с устрицами, видел, как легко они погибают, и знал, насколько это нежные создания. Как и жемчужины, которые не переносят парфюм, высокую температуру, табачный дым, одиночество и частые прикосновения, устрицы тоже требуют бережного обращения. Это поняли и шотландские ловцы жемчуга, нужно отдать им должное. Устрицы и мидии — своеобразный барометр, показывающий, как мы обращаемся с нашей планетой. Иногда мы с такой жадностью заставляем их производить красоту ради нашего удовольствия, что забываем о том, что и они заслуживают уважения.

Да и рынок, который сформировал Микимото, тоже должен находиться в состоянии хрупкого равновесия. Заслуга Жемчужного короля не только в том. что он создал культивированный жемчуг. Микимото также обеспечил постоянный приток потенциальных покупателей. Несмотря на все технические новшества, ему удалось сохранить тайну, которая окутывает жемчужины, словно это все те же потрясающие чудеса природы, столь любимые Юлием Цезарем, а не продукт массового производства.

Но так ли работают все остальные производители культивированного жемчуга? Что произошло бы, если бы алмазы и рубины внезапно подешевели настолько, что мы украшали бы ими мостовые, выкладывая мозаику, или повседневную одежду, если бы любая работающая женщина могла себе позволить их купить и при этом нельзя было бы отличить те, что произвела природа, от тех, что вырастили люди? Интересно, рухнул бы рынок этих драгоценных камней, как чуть было не рухнул рынок жемчуга? Или сила легенд удержала бы цены на плаву?

Это отнюдь не праздные вопросы, поскольку то, о чем я говорю, уже начинает происходить. И, как вы увидите из главы, посвященной алмазам, ювелиры по всему миру очень и очень напуганы.

Глава 4 Опал

Да, книга моя по структуре отличается от общепринятых норм, однако я сделал это намеренно, дабы она соответствовала характеру опала, о котором в ней идет речь.

История Австралии почти всегда очень красочная, кроме того, она очень любопытная и странная; это самый главный сувенир, который может предложить страна, и все прочие сувениры отходят на второй и даже третий план. Собственно, история Австралии напоминает скорее и не историю вовсе, а выдумки, красивые небылицы, причем не избитые и в зубах навязшие, но совершенно новые, свежие.

Большинство вошедших в историю драгоценных камней получили названия по имени владельцев либо тех, кто их нашел или сделал достоянием общественности. Вспомним хотя бы алмаз «Орлов», «изумруд Коковина» или «бриллиант Тэйлор-Бартон». Но у самого знаменитого в мире опала имени нет, несмотря на всю его скандальную историю. В 35 году до нашей эры он принадлежал римскому сенатору по имени Ионий и был предметом пересудов всего Рима. В те времена все известные в Европе опалы привозили из одного места — с приисков в Сланских горах, что на территории современной Словакии. Место необычное, потому что римлянам так и не удалось завоевать этот регион, хотя их легионы и подходили к нему очень близко. Этим и объясняется, что опалы тогда считались редкими и ценились превыше остальных самоцветов. Несмотря на то, что опал, о котором идет речь, по размерам не превышал ядро фундука, он стоил два миллиона сестерциев — за такие деньги вполне можно было бы прикупить пару особняков в дорогом районе Рима. Однако владелец сокровища вовсе не собирался с ним расставаться, и с этого-то и начались все проблемы.

Плиний Старший рассказывает о том, как сладкоречивый римский полководец Марк Антоний отчаянно хотел выкупить опал. Поскольку Ноний отказался его продать. Антоний начал всячески давить на сенатора, и тот сбежал, решив, что лучше жить на чужбине, но с опалом, чем в Риме, но без него. Плиний удивляется как самодурству и жестокости Антония, который так хотел заполучить камень, что готов был сослать из-за него человека, так и упрямству Нония, выбравшего жизнь в изгнании. Но более всего Плиния озадачило то, что Ноний бросил в Риме все свое имущество, взяв только кольцо с опалом, хотя ясно, что именно этот маленький самоцвет и стал причиной множества невзгод, обрушившихся на впавшего в немилость сенатора.