Джером Джером - Трое за границей
Зато в Германии влипнуть в историю стоит лишь захотеть. В Германии запрещается масса такого, что сделать совсем не сложно. Молодому англичанину, если он, тоскуя по неприятностям, считает, что в этом смысле на родине его ущемляют, я бы советовал приобрести билет в Германию. (В один конец; обратный билет действует только месяц, и деньги могут пропасть.)
В Полицейском справочнике «Фатерланда» он обнаружит список запретных деяний, который вызовет у него интерес и воодушевление.
В Германии запрещено вывешивать из окон постельное белье. Можно начать с этого. Помахав простынкой из форточки, он получит первую неприятность еще до завтрака. Дома на окне он может повеситься сам, и никому особо до этого дела не будет (если он, разумеется, не загородит чей-нибудь антикварный фонарь, или не сорвется и не прибьет прохожего).
В Германии запрещено появляться на улицах в маскарадном костюме. Один мой знакомый шотландец, которому как-то случилось перезимовать в Дрездене, первые несколько дней своего пребывания в этом городе провел в дебатах с Саксонским правительством, обсуждая данный пункт правил. Его спросили, что он делает в этой юбке. Любезностью он не отличался; он сказал, что ее носит. Его спросили, зачем он ее носит. Он сказал, что потому что холодно. Ему заявили прямо, что не верят, посадили в закрытую карету и отвезли домой.
Чтобы убедить власти в том, что шотландский килт является обычным костюмом для многих уважаемых и законопослушных подданных британской короны, потребовалось личное свидетельство министра иностранных дел Ее Величества. Заявление министра, по дипломатическим соображениям, было принято, но немцы остаются при своем мнении по сей день.
К туристу из средней Англии уже привыкли, но джентльмена из Лестершира, приглашенного на охоту какими-то немецкими офицерами, стоило ему появиться на пороге гостиницы, арестовали вместе с конем и эскортировали в полицейский суд, где он бы мог объяснить свое легкомысленное поведение.
Еще на улицах Германии запрещается кормить лошадей, мулов, ослов, вне зависимости от того, принадлежат ли они вам или иному лицу. Если вами овладеет страсть покормить чью-либо лошадь, вам придется договориться с животным о встрече, а само кормление проводить в специально отведенном месте.
Запрещается бить стекло и посуду на улицах, как и вообще в публичных местах; если все-таки вы что-то разбили, обязаны подобрать все осколки. Что делать с собранными осколками — сказать не берусь. Наверняка знаю только одно: их запрещено куда-либо выбрасывать, где-либо оставлять, как и вообще избавляться от них каким-либо иным способом. Скорее всего предполагается, что вы будете носить их с собой до самой смерти, и они уйдут с вами в могилу (хотя, может быть, вам будет позволено их проглотить).
На улицах Германии запрещается стрелять из лука. Немецкому законотворцу мало правонарушений, на которые способен простой человек — преступлений, которые бы тот совершал, если бы не запрет. Он напрягается и воображает, на что будет способен маньяк-гастролер.
В Германии нет закона о том, что нельзя стоять на голове посреди улицы (такое немцу просто не приходило в голову). Но если в наши дни какой-нибудь немецкий государственный муж посетит цирк и увидит акробатов, он задумается над таким упущением. Затем он без промедления примется за работу и сформулирует пункт, запрещающий человеку становиться на голову посреди улицы, и установит штраф.
В этом прелесть немецкого законодательства: мисдиминор в Германии имеет свою твердую цену. Вас не станут, как в Англии, держать ночь напролет, соображая отпустить ли вас с поручительством, оштрафовать ли вас на сорок шиллингов, или (если судья окажется не в духе) дать семь суток. Вы точно знаете, во сколько вам обойдется ваше веселье. Вы можете высыпать деньги на стол, открыть полицейский справочник и распланировать отпуск с точностью до пятидесяти пфеннигов. Чтобы совсем недорого провести вечер, я бы рекомендовал хождение по неуказанной стороне тротуара после устного предупреждения. По моим подсчетам, если выбрать район с умом и держаться неоживленных улочек, вы можете весь вечер проходить по неуказанной стороне тротуара всего лишь за три марки с мелочью.
В Германии с наступлением темноты запрещено ходить по городу «группами». Я не совсем понимаю, сколько человек уже составляют «группу», и ни одно официальное лицо, к которым я обращался по этому вопросу, уполномоченным определять конкретное число себя не признало. Как-то я указал знакомому немцу, который собирался в театр с женой, тещей, пятью детьми, сестрой, ее мужем и двумя племянницами — не рискует ли он нарушить этот муниципальный закон. Мой вопрос он воспринял без шуток. Он глядел всю компанию.
— Да нет, — сказал он. — Понимаешь, мы ведь одна семья.
— В законе не говорится, семейная это группа или нет, — сказал я. — Там просто указано «группа». Я не имею в виду ничего такого, но, с этимологической точки зрения, лично я считаю, что ваша компания как раз и есть «группа». С какой точки зрения посмотрит на вас полиция, с такой же или с другой — будет видно. Я просто вас предупреждаю.
Лично сам мой знакомый был склонен не принимать мои страхи всерьез, но его жена посчитала, что лучше не рисковать вечером, который полиция таким образом могла бы угробить в самом начале, и они разделились, договорившись встретиться в фойе театра.
Еще одна страсть, которую в Германии вы должны обуздать — страсть швыряться вещами из окон. Кошки не оправдание. Всю мою первую неделю в Германии меня бесконечно будили кошки. Как-то ночью я сошел с ума. Я собрал небольшой арсенал — два или три куска угля, несколько недозрелых груш, пару свечных огарков, одинокое яйцо (нашлось на кухонном столе), пустую бутылку из-под содовой, еще пару чего-то такого — открыл окно и обстрелял участок, откуда доносился шум.
Не думаю, что я во что-то попал — я не знаю ни одного человека, который попал бы в кота даже когда кот у него перед носом (разве случайно, если целился в кого-то другого). Я знал первоклассных снайперов, королевских призеров, мастеров подобного класса, которые стреляли по кошкам из дробовиков с расстояния пятидесяти ярдов, и с кошки хоть бы волосок упал. (Я часто думал, что по-настоящему метким стрелком будет тот, кто сможет похвастаться, что попадает не в «яблочко», или сбивает не «бегущего оленя», а подстрелил кота.)
Но, как бы то ни было, кошки ушли (возможно, их оскорбило яйцо, мне оно с самого начала не показалось съедобным), и я вернулся в постель, полагая, что инцидент исчерпан. Десять минут спустя раздался резкий звонок. Я пытался его игнорировать, но звонили слишком настойчиво, и я, накинув халат, спустился к воротам. Там стоял полисмен. Перед ним возвышалась кучка предметов, которыми я кидал из окна — он собрал все, кроме яйца.
