Йоханн Висс - Швейцарский Робинзон
Пообедав, мы снова продолжили строительство лесной избушки и так работали несколько дней подряд. Боковые стены до высоты пяти футов переплели лианами, вьющимися растениями и гибкими прутьями, оставшееся свободное пространство до крыши покрыли решеткой, во-первых, чтобы ветер и свет свободно проникали через нее, а во-вторых, чтобы сохранялась возможность наблюдать за тем, что происходит наверху. В главной, обращенной к морю стене домика сделали дверной проем. Потом обустроили все внутри, стараясь как можно меньше использовать дерево. Сделали не очень высокую, не до самого потолка, перегородку, делившую избушку на две неодинаковые части: большая с главным входом служила овчарней, меньшая — для нас самих, если понадобится провести здесь несколько дней. В овчарне оборудовали курятник, прикрыв его штакетником так, чтобы ни куры не могли выйти к овцам, ни овцы к курам. В обоих отсеках установили кормушки для животных, между овчарней и нашей половиной приделали плетеную дверь.
Работали на износ. В кратковременные перерывы собирали картофель и кокосовые орехи, просто бродили, изучая окрестности.
Однажды, поднимаясь вверх по течению ручья вдоль отвесной скалы, мы вышли на хорошо, казалось бы, знакомую дорогу. Но неожиданно увидели большое болото и маленькое озерцо. Болотистая почва до самого края воды поросла диким, почти уже созревшим рисом. Как тут было не обрадоваться! Правда, мы оказались не единственными любителями дармового лакомства — при нашем приближении в воздух поднялась большая стая птиц. Нескольких удалось подстрелить. Но, если бы не шакал, не видать бы нам дичи. Всякий раз он стремглав бросался в заболоченные заросли и прямо в руки доставлял нам добычу.
Чести нести целый сноп рисовых колосьев удостоился господин Щелкунчик. При этом никакой особой радости он не испытывал, напротив, всячески выказывал неудовольствие. Но избавиться от ноши не получалось. Все только посмеивались над его ужимками.
Рано утром следующего дня, накормив животных, мы покинули сие славное место, назвав его Лесным бугром. В дороге в одном лесочке наткнулись на обезьян, встретивших нас жутким визгом и градом сосновых шишек. Утихомирило их только несколько выстрелов мелкой дробью.
Фриц долго изучал шишки, которыми забросали нас обезьяны, и в конце концов подошел ко мне. Я определил, что это плоды пиний, или итальянских сосен. Они приятны на вкус, из них выжимают масло, которое очень пригодилось бы и нам. Собрав побольше этих шишек, мы двинулись дальше, дошли до Обезьяньего леска и, не останавливаясь, направились к мысу Обманутой Надежды. Выйдя из леска, я заметил небольшой холм. Казалось, с него должен был открываться великолепный вид на окрестности. Решили подняться и удостовериться в своем предположении. Да, мы не ошиблись — взгляд всюду радовался дивной красоты пейзажам. Я предложил основать здесь тоже поселение. Отдохнув немного, мы принялись за работу — начали строить хижину. Опыт у нас уже был, пусть и небольшой, так что работа спорилась и через шесть дней удалось завершить начатое дело. По предложению Эрнста новое поселение получило звучное имя Хоэнтвил.[43]
Откровенно говоря, я затеял этот поход с определенной целью — хотел отыскать дерево, кора которого годилась бы для строительства легкой, но довольно большой лодки. До сих пор ничего подходящего не находилось, но надежда, как говорится, умирает последней.
Завершив строительство хижины, мы принялись обследовать местность вокруг. После долгих поисков и проверок — на ощупь и постукиванием топором — я выбрал несколько высоких и красивых, похожих на дубы деревьев, только с более мелкими плодами-желудями; внешне их кора походила на пробку, но отличалась большей прочностью и по-моему вполне годилась для осуществления задуманного.
Выбрав дерево получше, я поступил следующим образом: натянул небольшую, принесенную с собой веревочную лестницу на самый нижний сучок, Фриц взобрался наверх и ручной пилой пропилил ствол по окружности, я сделал то же самое, только сверху вниз. Потом мы сняли узкую продольную полоску коры, а после, постепенно и неторопливо, деревянным долотом и всю остальную часть, поскольку дуб был молодым, древесина оказалась мягкой, и кору удалось снять без малейших повреждений. Ее разложили на траве: ведь известно, что, пока она сохраняет естественную влажность и гибкость, ее легче обработать, ей легче придать желаемую форму, в нашем случае — форму лодки. Чтобы помешать свертыванию, на одном конце я вставил крепкий колышек, потом приблизительно на пять футов в длину сделал сквозную прорезь; затем осторожно сдвинул разъединенные половины так, чтобы они сошлись и образовали острые концы спереди и сзади. Дабы они не распадались, скрепил их гвоздями. При этом носовые части торчали сами по себе кверху. При движении они должны были свободно рассекать воду. Середина суденышка, однако, оказалась слишком плоской, и я попытался привести в вертикальное положение борта, перетягивая их веревками. Чтобы переправить лодку для завершения строительства на более удобное место, Фриц и Жак помчались в Палаточный дом за санями (сани у нас теперь были на колесах, снятых с корабельных пушек, и потому больше походили на телегу).
Тем временем мы с Эрнстом отправились на поиски коряг и сучков для общего крепления лодки и для вертикального поддержания ее бортов. Удача и на сей раз сопутствовала нам: кустарники со сросшимися вкривь и вкось ветками как нельзя лучше подходили для нашей цели. Но как часто бывает: ищешь одно, а находишь попутно и другое. На одном из деревьев мы обнаружили смолу, необычайно крепкую и вязкую при высыхании. Матушка и Франц немедленно собрали ее, чтобы потом просмолить лодку.
Фриц и Жак возвратились поздно, поэтому продолжать работу было бессмысленно. Разумнее было просто отправиться на покой. А рано утром все снова принялись за дело, потом взяли лодку, собранные кривые сучки и тронулись в путь.
Но скоро бамбуковые заросли стали такими густыми, что пришлось топориками-тесаками расчищать дорогу, причем не только для себя, но и для тащившего тяжести осла. Один из бамбуковых стеблей необычной толщины мы срубили для сооружения мачты на новой лодке.
Когда наконец удалось выползти из чащи на свет божий, слева от нас оказалась большая река, справа — причудливо изгибающиеся скалы с едва различимой узкой тропинкой, которую решено было назвать Лазейкой. В двух-трех шагах от нее вытекал из расселины ручей. Шумя и пенясь, он пересекал Лазейку и впадал в реку. Мы построили здесь земляной вал, защищавший нас и одновременно преграждавший путь к равнинным пространствам с сочной травой за ручьем. Дорожка оставляла за собой карликовые пальмы, фиги-д’Индия и другие колючие кустарники. Не приходилось сомневаться: если колючки сильно разрастутся, будет немудрено оступиться или, еще хуже, упасть в скрытые ямки. Позже, конечно, следовало соорудить подъемный мостик через ручей и через вал, чтобы тем самым замкнуть наше укрепленное сооружение и полностью обезопасить себя от нападения хищников.
Мы попробовали переправить на противоположную сторону ручья поросенка и назвали это место Кабаний брод. Потратив на все про все несколько дней самоотверженного труда, мы продолжили путь. На несколько часов задержались только в Соколином Гнезде, чтобы пообедать и дать корм птицам. Затем отправились к Палаточному дому и прибыли туда без всяких происшествий — не слишком поздно, но совсем обессиленные.
Немного отдохнув и выполнив спешные дела по хозяйству, мы все-таки приступили к завершению строительства лодки и, пока не закончили, не присели. Носовой отсек получился изрядным, спереди и сзади я приспособил коленчатый изгиб для укрепления суживающегося носа; по всей длине суденышка шел килевой брус, а вдоль борта были положены гибкие стержни и рейки, на которых укрепились железные кольца, протяжки снастей мачты. На дно в качестве постоянного балласта[44] я наложил своеобразный пластырь из тяжелых камней, прочно скрепленных глиной. А над ними устроил настил из досок, на котором можно было стоять и лежать, оставаясь сухим. Поперек суденышка находились съемные банки,[45] в середине мы поставили бамбуковую мачту с треугольным парусом, а на корме укрепили на дверных петлях руль, довольно податливый в управлении благодаря длинной, заходящей в лодку рукоятке.
Хочется упомянуть еще о некоторых важных событиях.
Вскоре после сезона дождей наша корова отелилась бычком, мы сразу приняли необходимые меры для его приручения: прокололи ему, как некогда буйволу, носовую перегородку, позже вставили железное кольцо и деревянную палочку для поводка.
Теперь бычок уже подрос, набрался силы. Наступила пора приучать его к определенным обязанностям. Но каким? Однажды вечером решили обсудить этот вопрос сообща. Фриц считал, что надо готовить бычка к верховой езде, как это делали готтентоты. Возражений не было. Постановили доверить животное малышу Францу, который согласился воспитывать бычка и приучать его к верховой езде.
