Игорь Можейко - 7 и 37 чудес
Книгу погибшего хана сразу же перепечатали в Дамаске и Каире. В XVII веке ее трижды издавали в Лондоне, печатали в Париже, Флоренции, Женеве… Точность звездных таблиц настолько поразительна, что многие ученые сомневались в их подлинности: казалось невероятным, что в XV веке, до изобретения телескопа, она была достижима.
Книга разошлась по всему свету. Однажды ее увидел магараджа Джайпура Джайсингх II. Магараджа любил книги, а Аурангзеб, Великий Могол, суровый фанатик, испепеляемый жаждой власти и страхом потерять империю, презрительно посмеивался над причудами мальчишки – Джаисингху было всего пятнадцать лет. Но мальчишка был храбр, и отряды его верны. После одной из битв Аурангзеб обнял пятнадцатилетнего командующего джайпурской конницей и назвал его храбрейшим из храбрых.
А храбрейший из храбрых улизнул потом с шумных победных торжеств и скрывался в своем шатре. Он читал книгу хана Улугбека о звездах, и это было куда интереснее и важнее пира и славы.
Шли годы. Джайсингх много воевал, но, как только наступал перерыв в бесконечной цепи войн и походов, магараджа покидал армию и возвращался домой – в один из своих домов в Дели или Джайпуре. Там он в который раз раскрывал потрепанную книгу Улугбека. Полководец учился.
При дворе Джайсингха жили и работали крупнейшие индийские ученые: Уддамбри Гуджарати – автор первых индийских таблиц логарифмов и переводчик Улугбека на индийский, великие астрономы и математики Пундарик Ратнакар и Джаганнатх. Зная об образованности и мудрости молодого магараджи, ученые со всех концов разоренной страны стекались к нему во дворец, и каждому находилась там комната для работы, чашка риса и, главное, общество ему подобных.
И в 1724 году Джайсингх начал строительство первой своей обсерватории. Всего он построил их пять, и четыре из них сохранились по сей день…
Книга, повествующая о чудесах Индии, лежала на столе археолога Вяткина рядом с работами Улугбека и Али-Кушчи. В этой книге под старыми гравюрами, изображавшими странные, будто неземные, геометрически правильные здания, стояли слова: «загадочные», «таинственные». Автор книги, немецкий путешественник, рассказывая об этих, казалось бы, лишенных смысла сооружениях – об огромных каменных кольцах, треугольниках и величественных лестницах, ведущих в небо, считал их порождением мистических увлечений магараджи Джайпура Джайсингха II.
Вяткина не интересовали соображения несведущего в астрономии путешественника. Он знал, что Джайсингх был великим астрономом и в своих работах неоднократно подчеркивал, что он ученик Улугбека, хотя их разделяли триста лет.
Более того, Джайсингх писал, что многие его инструменты, по которым проверялись звездные таблицы Улугбека, – копии инструментов великого самаркандца, Джайсингх, хотя и знал о существовании телескопов и других оптических приборов и даже выписывал себе консультантов из Португалии и Англии, не доверял им. Он предпочитал пользоваться громадными каменными сооружениями, считая их более точными и надежными.
Вяткин, изучив инструменты Джайсингха, предположил, что в обсерватории Улугбека должны были находиться такие же приборы. А если так, то никакой фанатизм мулл и дервишей не смог бы полностью уничтожить обсерваторию.
Проходили драгоценные дни, но следы обсерватории не находились. Все три траншеи, проложенные с краев холма к его центру, углублялись в битый кирпич, обломки изразцов, цементную крошку, и казалось, что конца этому не будет. Словно кто-то старательно разгрыз и пережевал все то, что было когда-то зданием или группой зданий. Не встречалось даже целых кирпичей.
Два метра, три метра… уже не видны над траншеями головы землекопов, а картина не меняется. Четыре метра – и тут кетмень одного из рабочих ударился о скалу, о поверхность холма. Траншеи тем временем протягивались все ближе друг к другу, сходясь к центру холма. На нижней границе слоя мусора все три траншеи уткнулись в остатки какой-то тонкой стенки. Это было основание здания, причем явно невысокого и легкого; стена оказалась толщиной всего в один кирпич.
«Не круглым ли было здание?» – подумал Вяткин. Сейчас трудно сказать, что натолкнуло его на эту мысль. В конце концов круглыми обсерватории стали только в наше время – это объяснялось необходимостью дать обзор телескопу. Во времена Улугбека телескопов не было и вряд ли могла появиться необходимость в круглом большом здании. Вернее всего кирпичи являлись остатками так называемого горизонтального круга – приспособления для определения азимута той или иной звезды. В своем отчете Вяткин сообщает, что для проверки он решил заложить десять ям по окружности, прочерченной через три точки соприкосновения траншей с линией кирпича. Все десять колодцев уткнулись в ряд кирпичей.
Теперь можно было уверенно утверждать, что здание – часть обсерватории. Для чего еще нужно было в XV веке делать круг диаметром почти в пятьдесят метров?
Одна из ям отличалась от других. Дно ее находилось на несколько сантиметров глубже остальных, и, обнаружив ступеньку, ведущую вниз, Вяткин решил продолжить раскопки именно в этой точке. Нельзя забывать, что он не имел возможности планомерно вскрыть весь холм: деньги были на исходе.
Новая траншея с каждым днем обнаруживала все новые ступеньки и все глубже уводила в землю. Копать было трудно. Видно, сюда долго сбрасывали мусор, он спрессовался, и кетмени и лопаты ломались о черепки и камни. По обе стороны ступеней тянулись вниз облицованные мрамором барьеры. На мраморе были нанесены арабской вязью цифры и обозначения градусов. Чем глубже уходила лестница в землю, тем она становилась более пологой. Вяткин понял, что видит часть вертикального круга – секстант или квадрант для определения точной высоты светил. И действительно, на подземной части дуги сохранились отметки до восьмидесяти градусов, а в мусоре на земле нашлись еще мраморные плиты с отметками двадцать и девятнадцать градусов. Уже становились ясными размеры обсерватории: дуга квадранта была длиной шестьдесят три метра и радиус окружности – сорок метров. И стало очевидным, что часть дуги была когда-то подземной, а часть выходила на поверхность и опиралась о четырехугольную сорокаметровую башню, остатки фундамента которой были обнаружены.
Вот и все, что удалось найти Вяткину. Раскопки пришлось прекратить, и рабочие ушли, оставив изрытую площадку холма и узкую пропасть квадранта. Площадка никем не охранялась и, когда через пять лет сюда приехал астроном Сикора, он обнаружил, что обсерватория, то есть те части ее, что были открыты Вяткиным, находится в полном небрежении. Некоторые мраморные плиты пропали, а ветер понемногу принялся снова осыпать в траншею песок и камни.
