Карло Маури - Когда риск - это жизнь!
Я не верю больше в этот прогресс, так как мне не удается постичь его цели и смысла. Все больше требуется денег для удовлетворения желаний, рождаемых во мне этим самым прогрессом; все больше требуется культуры, чтобы рассеять сомнения, возникающие благодаря тому же прогрессу, чтобы понять самого себя, своего ближнего, наконец — всевышнего. Когда же я возвращаюсь в «примитивное» состояние, то и все вокруг становится простым и естественным, даже смерть,
И бога ощущаешь без малейшего намерения открыть его для себя, поскольку он присутствует в великих циклах природы
Моя жена говорит, что я экстремист и что в нашем обществе тоже есть много хорошего. Это верно. Но мне хорошо с индейцами, и я отправлюсь на их поиски.
Отыскать их будет нелегко, По мере того как Трансамазонская дорога уходит вперед, индейцы после нескольких попыток сопротивления покидают свои хижины, «малоче», и скрываются в глубине лесов. Они бегут (пока еще можно) от нашей цивилизации.
НФПИ (Национальный фонд в поддержку индейцев; отстаивает необходимость срочно интегрировать, то есть охватить цивилизацией, туземное население и предпринимает соответствующие действия. Однако с этим согласны далеко не все. За несколько дней до моего отъезда из Бразилиа я услышав мнение одного священника, падре Винсента Сезара, председателя «Миссионерского совета по местному населению». Он сказал: «Мы изменили религию индейцев, их образ мыслей, заставили их по-другому ловить рыбу, охотиться, жить, тем самым уничтожив их исконную культуру. И это большая ошибка. Индеец — такой же человек, как и мы. Нельзя насильно изменять его обычаи. Нельзя отказывать ему в праве располагать землей, где он живет».
А индеец нуждается в большом пространстве земли. Белый человек вполне может прожить на четырех квадратных метрах. Индейцу же для охоты и рыбной ловли требуется по меньшей мере квадратный километр. И вот по мере продвижения вперед автострады индеец бежит.
Здесь, близ Альтамиры, на берегах Рио-Ксингу, двое братьев рассказали мне о кранхакакоре, гигантских индейцах. У этих индейцев была состоявшая из малоче деревня в сельве, километрах в двадцати пяти от участка дороги Куйяба — Сантарен, и активисты из НФПИ надеялись установить с ними контакт, чтобы уговорить их «принять цивилизацию». Уже не раз самолет НФПИ пролетал над индейской деревней, разбрасывая подарки (кастрюли, ножи, топоры, продукты питания), и летчик заметил, что там, на земле, все очень радовались падавшим с неба подаркам. Когда же было решено выйти на прямой контакт с ними, их деревня оказалась совершенно пустой: испуганные грохотом строительства, гигантские индейцы бежали. Сейчас двое других активистов НФПИ, братья Клаудио и Орландо Виллас Боас, живут в лесу в ожидании, что гигантские индейцы сами выйдут на контакт. В своем лагере оба брата проводят дни напролет, распевая песни и отплясывая. Сторонний наблюдатель, чего доброго, подумает, что у них помутился рассудок. На самом деле они занимаются своей работой, то есть показывают туземцам, что ничего не боятся и явились сюда с миром. Поскольку строительство дороги продолжается и гигантским индейцам практически некуда деться (со всех сторон они окружены водой и не имеют каноэ), то очень возможно, что они сдадутся.
Те, с которыми я собираюсь встретиться (если сумею), называются синта ларга. Живут они по другую сторону Амазонии, на реке Мадейра, ближе к Порту-Велью. Поговаривают, что и они скоро сдадутся цивилизации.
Прежде всего я должен попасть в Порту-Велью на реке Мадейра, одном из тысячи притоков Амазонки. Наш реактивный самолет летит над лесным океаном (после проведенных в Амазонии двух месяцев мне хочется сказать — «над привычным лесным океаном») и приземляется, когда на часах уже почти полдень. Еще сводит спину от кондиционированного воздуха в салоне самолета, а я уже окунулся в густую липкую жару: 35 градусов и чудовищная влажность. Сегодня воскресенье, и на площади перед аэропортом лениво передвигаются редкие человеческие фигуры. Из громкоговорителя доносится хор: «Аве, аве, аве, Мария…» — гимн, который поют и в церкви моего родного Лекко. Тем не менее я никого здесь не знаю. Спрашиваю у водителя такси, не знает ли он какого-нибудь итальянского священника-миссионера, и он везет меня в собор — самую высокую постройку города. Навстречу мне действительно выходит итальянский священник. Однако, едва услышав, что я журналист, он, так и не назвав своего имени и даже не поинтересовавшись, из каких краев Италии я приехал, набрасывается на меня фурией. «Я уже двадцать лет живу здесь, среди индейцев! — кричит он. — А вы, журналисты, являетесь сюда на пару деньков за легкими деньгами, а потом пишете одну только ложь. Вам, журналистам, следует вообще запретить встречи с индейцами!» Он сухо и торопливо прощается со мной, как прощается ревнивый влюбленный со своим соперником (не знаю уж, о какой лжи и о каких журналистах твердил этот падре. Во время своих путешествий по самым отдаленным районам мира я встречался со многими миссионерами, и наши отношения всегда были самыми братскими. Устал, наверное, падре или понервничал. Впрочем, я попросил бы его только о содействии в поисках аэротакси, чтобы добраться до синта ларга).
Как нетрудно догадаться, Порту-Велью (столица Рондонии, одного из наименее заселенных районов Амазонии, где всего лишь 0,3 жителя на квадратный километр) не имеет особых туристских достопримечательностей. Изнывая от жары, пытаюсь найти гостиницу. Наконец в каком-то заведении, где нет даже электричества, нахожу небольшую комнату, которую приходится делить еще с одним постояльцем. Тот, раскинувшись полуголым на своей постели, уже храпит. Единственное украшение на прислоненном к стене хромом столике — ваза с тремя пыльными пластмассовыми розочками (а не более чем в километре отсюда начинаются леса, полные сказочных орхидей). Мне сообщают, что вечером можно послушать радио. Сейчас май — месяц, посвященный Мадонне, и по местной программе передают одни молитвы.
Понедельник. Наконец-то удалось познакомиться с Франсиско Мейрелесом, знаменитым 64-летним сертанистом (от «сертао» — непереводимого слова, которое в Амазонии служит для обозначения непролазных мест без дорог и привычного жилья, в глуши сельвы, где могут обитать лишь индейцы). Этим словом называют специалиста, в обязанности которого входит контакт с индейцами с целью «умиротворить» их, «привлечь» и в конце концов «интегрировать». За плечами Мейрелеса 36 лет такой работы, 36 лет постоянной опасности.
С самых первых минут общения я ощущаю его человечность и огромную доброту. Заметно, что этот человек привык демонстрировать свою любовь и добрые намерения не словами, а жестами, выражением лица. Я с трудом изъясняюсь на его языке, однако он подбадривает меня своей улыбкой и глазами точно так же, как делает это, общаясь с индейцами, которые судят о человеке и его намерениях не по одежде и украшениям, а «заглядывая внутрь». Интуиция их не подводит.
