По следам тунгусской катастрофы - Николай Владимирович Васильев
Южные холмы плотно покрыты лесом, плохо просматриваются, неудобны для ориентировки. Целью второго дня было найти высокую, достаточно круглую и чистую вершину, на которой весь комплекс работ можно было бы развернуть полностью. Накрапывал дождь. Палатки «южная двойка» с собой не взяла, как и ружья, поэтому единственной защитой от непогоды служил кусок какого-то высокомолекулярного, но на редкость непрочного материала. Ближе к вечеру начался настоящий ливень. С отчаянием терпевших кораблекрушение Дима с Валерием соорудили шалаш и залезли в него пережидать непогоду.
Водопад на ручье Чургим
На следующее утро началось озоление и обугливание. Состояло оно в сожжении сырых, источающих соки деревьев, зола и уголь которых составляли бесценный материал для будущих лабораторных анализов. Моросил мелкий, словно через сито просеянный дождичек, с юго-запада наплывали все новые массы низких серых облаков. Костры упорно отказывались гореть. Сложность заключалась в том, что для чистоты изготовления лабораторного материала было категорически запрещено употреблять какую-либо растопку. Притащив с десяток сырых чурок ольхи, березы, лиственницы, Валерий с Димой охотничьим ножом расщепляли их на тонкие лучинки, которые затем сушились возле костра, сложенного из сухостоя, и подвергались затем обугливанию или озолению на металлическом листе.
Срок, между тем, истекал. К вечеру пора было возвращаться к Избам. А работа была в полном разгаре, и конца ей не предвиделось. Не сговариваясь, Дима с Валерием решили лучше опоздать на сутки, чем не выполнить программы работ.
Это было серьезным нарушением дисциплины. Плеханов этого не терпел.
К вечеру следующего дня весь наличный запас поленьев был обуглен, лагерь разобран, а лепешки съедены. Можно было двигаться дальше.
Обратное путешествие представляло собой сплошную гонку с препятствиями. Час ходьбы, полчаса на сбор образцов. Валера на ходу непрерывно работает индуктометром. Хоть шансов найти что-либо и очень мало — их нужно использовать.
Гонка была продолжительной и интенсивной. Дима говорил потом, что воспоминание об этой дороге осталось не в сознании, а где-то в кончиках пальцев — грудой каменных склонов, пластмассой компаса, листьями бесчисленных деревьев.
Смеркалось. Ребята взбегали на вершину, нагружались пробами, снова вдевались в рюкзаки и, взяв на ходу азимут, погружались в полумрак долин между сопками. Нужно было как можно быстрее выйти к горе Фаррингтон, от которой до Изб каких-нибудь два километра. Но отсюда, с восточных вершин, все горы удивительно похожи друг на друга. Поди тут, разберись в темноте, которая из них Фаррингтон.
Уже в полной темноте Валера с Димой влезли на четвертую вершину. Сейчас должна была решиться их судьба. Если и это не Фаррингтон, придется останавливаться и ночевать здесь.
…Нет, это опять не Фаррингтон. Нагромождение крупных каменных глыб, мелкие деревца и никаких признаков астропункта. Валера молча снял наушники и уселся на камни. Дима мрачно задумался. Настроение было плохое. Надо было снова останавливаться на ночлег.
Но что это? Метрах в двадцати, за березками, как будто еще одна площадка, и, кажется, выше первой. Ребята побежали туда: перед ними была обрывистая каменистая вершинка, на которой торчали жердины геодезического знака и серая глыба массивного гранитного монолита с надписью «Фаррингтон». «Космонавты» закричали «ура!» и, сорвав с себя накомарники, бросились друг к другу в объятия. Теперь можно было особенно не торопиться. Найдя у основания астропункта небольшой стеклянный наглухо запечатанный пузырек, путешественники раскрыли его и прочли летопись поисковых работ в районе Куликовых изб за последние годы: записки Флоренского, Вронского, группы московских туристов, наших маршрутных групп. Недельной давности веселые записки друзей Дима с Валерой восприняли как дружеский привет после окончания пути. В первом часу ночи, взяв со склона Фаррингтона последние образцы растительности, оба путешественника бодро двинулись к Метеоритной заимке…
Когда-нибудь Валера обязательно напишет толстую-претолстую книгу: «20 тысяч километров по тайге». Там он в 1001-й и, может быть, в последний раз расскажет о спуске с Фаррингтона, о предательнице Луне, о магнитных аномалиях, подстерегавших на каждом шагу, о собственных дарованиях навигатора. Короче, два друга заблудились, заблудились в двух километрах от дома, в условиях хорошо видимых ориентиров и ясного звездного неба. Они стали жертвой того же самого эффекта, что и все их предшественники из числа нашей экспедиции, побывавшие на Фаррингтоне: все наивно полагали, что самый удобный склон горы непременно должен вести к дому и, положив компас в дальний карман, шли наудачу и загибали, как правило, в другую сторону — не на юго-запад, а куда-то к Карскому и братьев Лаптевых морям.
Положение осложнилось. Два друга, убедившись, что, судя по компасу, они идут не на юг, а на север, вместо того, чтобы встревожиться, пришли в неописуемый восторг: они решили, что, наконец-то, натолкнулись на «настоящую магнитную аномалию». Дима даже пытался взять под сомнение правильность местонахождения на небосводе Луны, которая, по его мнению, была не с той стороны, где ей быть положено. Все стало на свое место лишь тогда, когда оба приятеля, упоров на север километра два с половиной, решили все же взглянуть на Полярную звезду. И тут все выяснилось: страны света повернулись на 180 градусов, Луна была реабилитирована, а путешественникам пришлось поворачивать назад и исправлять ошибку.
…Наконец, вот и лагерь. Ребята подходили к нему с таким чувством, как будто возвращались в родной дом после многолетней разлуки…
Реакция на появление опоздавших «космонавтов» была противоречивой — хотелось одновременно и обласкать и поколотить их крепкой суковатой палкой.
Домой!
Домой!..
Позади почти два месяца работы, блужданий по дебрям, надежд, разочарований, находок.
Сборы у Пристани
Мы в последний раз собрались в избе Кулика. Грудой лежат на полу упакованные, туго набитые образцами рюкзаки. Дверь в избу открыта, и видно, как с деревьев осыпается желтый лист.
— Ну, что ж, друзья, — говорит Плеханов, — присядем перед дорогой.
— И споем, — добавляет кто-то.
— Давайте «Глобус».
— Нет, лучше «Гимн космонавтов».
«Гимн» родился в головах Димы и Валерия, еще когда мы шли сюда.
Не исключено, что наши будущие оппоненты увидят в его словах неопровержимое доказательство того, что мы искали в Южном болоте корму космического корабля (со всеми вытекающими отсюда последствиями).
