Владимир Динец - America Latina, или повесть о первой любви
Самцы же поделили берег на участки, которые бдительно охраняют. Они вылетают навстречу любому движущемуся предмету, и, если это соперник, с разгона бодают его головой.
А под обрывами растут орхидеи Oncidium hyphaematicum. Их мелкие темные цветки поразительно похожи на пчел-центрисов и, видимо, так же пахнут. Стоит ветру качнуть стебелек онцидиума, как самец-владелец участка подлетает к ним и раз за разом бодает, при этом производя опыление. Когда я впервые увидел, что происходит, то был уверен, что до меня этого никто не замечал. Но дома мне удалось найти в литературе подробное описание этого способа опыления орхидей, а также множества других, не менее удивительных.
Вскоре я вышел к деревне Salango, где в III-VII веках существовала своеобразная цивилизация. Местные жители поклонялись ракушкам — вся их жизнь была связана с резьбой по раковинам, перламутровыми инкрустациями, и даже умерших они хоронили, вложив в глазницы по кусочку перламутра. Интересно, что это единственный район в Америке, где у индейцев встречается один из факторов крови, широко распространенный в Азии. Археологи выяснили, что начиная с V века здесь внезапно распространилась так называемая веревочная керамика, в то время очень популярная в Японии (чтобы получить узор на кувшине, его обматывали толстой веревкой).
Вероятно, в пятом веке сюда принесло ветром рыбацкую лодку из Японии — направление ветров допускает такую гипотезу.
В ресторанах Пуэрто Лопеса можно попробовать множество разных деликатесов — осьминогов, всевозможных моллюсков, химеру под соусом, суп из акульих плавников и так далее, не говоря уже о таких обычных вещах, как омары, гигантские креветки и устрицы. Каждый вечер и каждое утро десятки лодок возвращаются с моря, привозя богатый улов, а огромные стаи грифов, пеликанов и фрегатов поджидают их на берегу.
Вернувшись в отель, я проложил по полу несколько дорожек из хлебных крошек, сходившихся к большому куску возле кровати. Потом я влез под полог, сжал в руке фонарик, держа палец на кнопке, и стал ждать.
Прошло около часа, и вот в кромешном мраке послышался шорох. Кто-то шел по крошковой тропе, поедая один кусочек за другим. Когда неизвестный гость достиг большого куска, я включил фонарик.
На полу сидел странный ушастый зверек с розовым носом, пышными усами, круглыми черными глазами и пушистым хвостом. Сорвавшись с места, он взлетел на стену, пробежал по трубе и удрал. Это был соневидный опоссум (Marmosa). Опоссумы — единственные сумчатые Америки, но их здесь больше видов, чем всех австралийских.
Они считаются более древними и примитивными, чем сумчатые Австралии, но это не мешает им во множестве населять весь континент, приспосабливаясь к любым условиям, в том числе к жизни в городах и поселках, где их очень не любят и называют просто «крысами». Среди них есть водяные, древесные и пустынные виды, большинство из которых совсем не изучено. Ведь зоологи здесь в основном американцы, а у них к опоссумам отношение неприязненное, потому что единственный живущий в Штатах представитель этой группы мало у кого может вызвать симпатию.
Наутро мы вышли в море на маленьком катере и после нескольких часов прыжков по волнам достигли острова. Его называют «Галапагосы для бедняков», потому что экскурсия сюда стоит всего 20 $, зато здесь можно увидеть почти такие же эффектные колонии птиц, как и на архипелаге.
Семь видов птиц поделили между собой остров и нигде не гнездятся вместе, хотя в других местах они успешно соседствуют. Под обрывами селятся фаэтоны; на крутых, поросших деревом palo santo (Pursera graveolens) склонах — фрегаты; на высоких «лаврах» (Cordia) — грифы-индейки; а на пологих холмах дальше от берега — олуши.
Самые многочисленные — дымчато-серые синелапые олуши (Sula nebouxii), которые расхаживают словно в ярко-голубых или сиреневых сапожках. Их гнезда — круглые вытоптанные площадки, окруженные несколькими прутиками. Здесь они танцуют во время ухаживания, а потом выводят пушистых белых птенцов. На острове их около ста тысяч пар. Под кустами в неглубоких круглых ямках сидят большие бело-черные масковые олуши (S. dactylartra). К каждому гнезду ведет «взлетная полоса» — короткая тропинка, протоптанная тяжелой птицей при взлетах и посадках. На низких кустах гнездятся краснолапые олуши (S. sula). Они белого или светло-кофейного цвета с алыми лапами и голубым клювом. Эти три вида избегают конкуренции, потому что ловят рыбу на разном расстоянии от берега (дальше всех летают краснолапые, а ближе всех — синелапые).
На узких выступах скалы, где с обеих сторон уходят вниз серебряные от гуано обрывы и всегда дует сильный ветер, живут волнистые альбатросы. Их здесь всего пять пар, и это единственная колония, кроме основной на Галапагосах. Пока альбатрос сидит на земле, это удивительно смешная птица с грустными черными глазами, длинным клювом, нескладными (в буквальном смысле — их никак не удается нормально сложить) крыльями и неуклюжей походкой. Но стоит ей взлететь, как она превращается в быстрый и маневренный планер с узкими двухметровыми «несущими плоскостями». Птенец альбатроса на острове в это время был всего один — ком легкого темного пуха размером с очень большую подушку. А рядом другая пара только собиралась обзавестись потомством и танцевала. Они кружились на одном месте, стоя лицом к лицу, расправив крылья и вытянув к небу клювы, под собственную «музыку» из трубных нот и посвистывания.
Поныряв на коралловой банке вместе с сотнями рыб-бабочек (Chaetodon), мы поплыли дальше в море, чтобы посмотреть на китов-горбачей (Megaptera novaeangliae).
Каждый год они собираются в этих водах и весело проводят время, без конца выпрыгивая из воды и исполняя друг другу свои песни. Зачем они прыгают, никто не знает, но зрелище фантастическое, особенно если подойти совсем близко. Огромная черная туша вылетает из воды, вращаясь вокруг своей оси, и валится плашмя, размахивая длинными, как крылья, белыми грудными плавниками. При этом в лодку выплескивается не меньше тонны воды, а грохот стоит такой, что его слышно за сотни метров. Мы видели и одного белого кита, но довольно далеко. У хозяина катера был маленький гидрофон, так что нам удалось послушать песни китов, похожие на музыку Шнитке, прокрученную с замедлением.
На обратном пути мы встретили выпрыгивающего из воды шестиметрового ската-манту (Manta birostris), косяк мелких китов-гринд и дельфинов Stenella, но видели их только мы с кэпом, потому что туристы с непривычки укачались и лежали на дне в луже, не имея даже сил перегнуться через борт, так что я снова имел возможность пообедать за пятерых.
Мокрые и продрогшие, мы выползли из лодки на пляж, и к ночи я уже добрался до города Manta («Скат»). Именно здесь жили отважные мореходы, в X-XIV веках достигавшие на бальсовых плотах Мексики и Чили. Но сейчас в Манте ничего интересного нет, так что я тут же двинулся дальше. Заросшие похожими на бутылки капоковыми сейбами (Ceiba pyntandra) холмы сменились низкорослыми лесами, и вкоре автобус достиг Bahia de Caraquez — города в устье реки San Vincente.
