Тим Северин - Путешествие на "Брендане"
Каждый отвечал за свой участок. Джордж систематически проверял все снасти, особенно шкоты и фалы, которые изнашивались довольно быстро. То и дело нам приходилось извлекать на свет ремонтные аптечки, чтобы зашить прореху или заделать концы растрепавшихся тросов. Такелаж постоянно нуждался в регулировке, потому что льняные снасти, высохнув, провисали, а намокнув, делались тугими, словно железный прут. Мы пришли к выводу, что лучше всего натягивать их до предела, когда они сухие, и время от времени спрыскивать водой.
Артур значился специалистом по тросам, следил за тем, чтобы они были аккуратно уложены в удобные для работы бухты, и при нашем обилии тросов ему хватало дел. В промежутках он часами старательно чистил и смазывал камеры, которые запечатлевали жизнь на "Брендане". Артур взял на себя фотосъемку, когда Питер покинул нас из-за травмы, и младший член команды проявил себя первоклассным фотографом. Нежные камеры казались такими отчаянно хрупкими в его кулачищах, однако он обращался с ними очень бережно, и врожденный талант механика помогал ему поддерживать их в рабочем состоянии наперекор морской соли, постоянно грозившей застопорить затворы.
Штурманское дело, киносъемки и радиосвязь входили в мой круг обязанностей. Раз в сутки я включал маленькую — чуть больше портфеля — рацию и пробовал наладить связь с какой-нибудь из береговых станций. Чаще всего мои попытки венчались успехом, и, хотя слышимость была не ахти какая, мы сообщали свои координаты эти сведения затем передавались в Отдел информации лондонского Ллойда, который любезно извещал наших родных. Правда, иногда нам не удавалось связаться с берегом, и в этом не было ничего удивительного, учитывая, что мощность передатчика была сравнима с мощностью электрической лампочки, а роль антенны исполнял штырь, привязанный ремнями к рулевой раме. Даже при слабом волнении гребни волн поднимались выше штыря. Единственным источником питания были два маленьких автомобильных аккумулятора, подзаряжаемые от двух панелей с солнечными элементами, укрепленных на крыше кабины. Емкость этих панелей очень мала, так что мы могли выходить в эфир лишь на короткое время. Если в пределах четырех минут не удавалось наладить связь, я попросту выключал рацию и делал новую попытку на другой день. Успешной связью мы во многом обязаны безотказности нашей маленькой рации, а также терпению и искусству операторов береговых станций, которые составили расписание и слушали на нашей частоте в такие часы, когда эфир не был загружен.
Прокладывать курс было проще простого. После выхода из Сторноуэя я опирался на взятие высоты солнца секстантом, сверяя полученные данные с радиопеленгом. Но и тут не требовалось особенной точности. Важно было выдерживать генеральное направление в остальном мы полагались на ветры и течения. "Брендан" был слишком неуклюж, чтобы прокладывать точный курс и намечать строго определенные цели. Меня вполне устраивало, если мы сможем подойти в какую-нибудь точку островов на "ступенчатом маршруте".
Идэн, верный своей натуре, заботился о нашем увеселении. Когда он утром просыпался, об этом тотчас можно было узнать по разносившимся из конуры у фок мачты громким крикам:
— Есть хочу. Завтракать Что насчет завтрака?
Через несколько минут возникал сам Олуша и нетерпеливо совал свой длинный нос в шкафчик с провизией. Каждый день он был одет по другому. То выйдет в берете, то в вязаной шапочке, то обмотает голову шарфом. Сегодня на нем непромокаемая куртка, завтра старая вязаная фуфайка, послезавтра косматый водолазный свитер и такие же рейтузы, которые делали его похожим на огромного младенца в меховом комбинезоне. Однажды он вызвал восторженные возгласы, появившись в твидовой спортивной куртке и клетчатых брюках в другой раз вырядился на восточный лад, надев тонкую индийскую хлопчатобумажную рубашку с вышивкой и с развевающимися на ветру полами. Надо думать, он отчаянно мерз при этом, тем более что оставался — как обычно — босиком. В каком месте своего тесного спального закутка Идэн прятал столь необычный гардероб, было выше нашего разумения. А он еще ухитрялся извлекать откуда то пачки сигар, купленные со скидкой в Сторноуэе. Идэн охотно предлагал сигары товарищам по плаванию, которые малость зеленели с лица при одной мысли о куреве сам же он с шиком дымил.
И, конечно, Идэн неустанно выдавал новые прожекты, один невероятнее другого, возвещая о каждом из них с великим энтузиазмом. Не проходило дня, чтобы он не обещал приготовить нам новое блюдо, да только в последнюю минуту выяснялось, что недостает какого то важного ингредиента. Впрочем, чаще всего от нового блюда просто ничего не оставалось после того, как Идэн кончал "пробовать". Дважды в день он изобретал новую хитроумную наживку для своей удочки, которая уныло волочилась за кормой "Брендана", но за все время ему попалась лишь одна жалкая скумбрия, да и та уже успела задохнуться, когда он, к собственному удивлению, извлек из воды улов. Один раз Идэн едва не сыграл в ящик, когда с сигарой во рту ухитрился налить себе в кружку керосин вместо питьевой воды, а в другой раз беззаботно повесил сушиться на снастях самодельный вкладыш для спального мешка, да только забыл про него и вспомнил, лишь когда вкладыш сорвался с троса и заплясал на волнах точно оборвавшийся парашют, заставив нас давиться от смеха. Словом, Идэн был нашим тонизирующим средством. Его веселый нрав скрашивал нам даже самые безотрадные дни.
Артур и Олуша страстно увлекались изучением птиц, и на "Брендане" им представилась исключительная возможность предаваться своему хобби. Чем дальше на север, тем разнообразнее была пернатая фауна. Чуть ли не каждый день нам встречались какие-нибудь редкие виды, и орнитологический справочник все время был на руках. Пройдя полпути до Фареров, мы успели зарегистрировать пятнадцать различных видов, и мы часами наблюдали за поведением чаек и крачек, которые с пронзительными криками сопровождали нас или пролетали мимо, на ходу обозревая неторопливо плывущий "Брендан". Наиболее элегантными среди наших спутников были глупыши. Искуснейшие мастера высшего пилотажа, они час за часом, не шевеля крыльями, выписывали бесконечные петли и круги над самой водой, и пушистые толстые тушки придавали им сходство с огромными ночными бабочками. Почему то особое пристрастие к нам питали две полярные крачки. Они держались прямо над лодкой и обменивались тревожным писком, нервно взмахивая крыльями, когда к ним приближались другие птицы. Время от времени они оставляли свой пост, чтобы порыбачить у нас в кильватере, а однажды мы наблюдали ожесточенный воздушный бой, когда маленькие крачки вынудили отступить здоровенного поморника, посягнувшего на морскую ниву вблизи от нас. Малыши отважно пошли в атаку и с криками прогнали интервента, после чего вернулись на свое место над мачтой, и мы услышали гордое щебетание победителей. Однако торжество длилось недолго. Не прошло и десяти минут, как явилась пара поморников, и тут уже крачки обратились в бегство. Ловко маневрируя над гребнями волн, они увертывались от пикировавшего на них мощного врага.
