Кэтрин Бу - В тени вечной красоты. Жизнь, смерть и любовь в трущобах Мумбая
В январе они внесли залог за небольшой участок, расположенный в полутора часах езды от города. В пригороде Васаи жили в основном торговцы стройматериалами и владельцы небольших предприятий, перерабатывающих отходы. Большинство из них были мусульманами, выходцами из штата Уттар-Прадеш на границе с Непалом. Карам сам был родом из тех мест. Об этом маленьком сообществе господин Хусейн узнал от агента по недвижимости, мусульманина, столь глубоко интересующегося вопросами религии, что Мирчи и Абдул прозвали его имамом и, говоря о нем, закатывали глаза.
Когда Карам впервые побывал в Васаи, его поразило то, что он увидел: возле маленькой чайной за столиком сидели люди с газетами в руках и что-то оживленно обсуждали. Ему показалось, что они говорят о чернокожем парне, который баллотируется на пост президента США. Карам симпатизировал ему, так как слышал, что Обама втайне исповедует ислам.
От чайной вверх по холму вела извилистая тропинка, загаженная курами. Вид напомнил господину Хусейну его родную деревню. Он не питал к ней ностальгических чувств. В тех краях невозможно было найти работу. Ничего, кроме тяжкого труда на плантациях сахарного тростника, ему там не светило. А детская смертность в штате Уттар-Прадеш была выше, чем других районах Индии. Но тем не менее Карам понимал, что жизнь в трущобах большого города тоже плохо влияет на юные души. Дети нередко презрительно и высокомерно относятся к старшим, «и все потому, что у нас нет машины или мы не можем купить им одежду известных марок». Это еще хорошо, что Мирчи вырос немного ленивым, но в целом покладистым мальчиком, в отличие от дерзких любителей канцелярской замазки. Но что будет с другими детьми? У Хусейнов их еще шестеро младше Мирчи.
С точки зрения Карама, предместье Васаи идеально сочетало черты города и деревни: здесь соблюдали традиции, в первую очередь уважение к родителям, и в то же время такая жизнь не исключала возможностей для учебы и работы.
– По крайней мере, здесь никто не оскорбит их веру, – сказал он жене.
Зеруниза считала, что пока рано связывать будущее детей с этим клочком земли, на который они даже еще не имеют прав. Там не то что жилища, – не было даже навеса на четырех бамбуковых палках, под которым можно переночевать. «Наш дом-призрак» – называла она все это. При этом муж внес первый взнос с ее согласия. Он всегда советовался с ней перед тем, как принять важное финансовое решение. Если бы он этого не делал, последствия были бы ужасны. Но теперь Зерунизу возмущало, что он до сих пор не свозил ее в Васаи.
– Как же мы поедем? На кого оставим детей? – оправдывался он весь год. Однако теперь за малышами может присмотреть Кекашан, а они так и не выбрались посмотреть на участок вдвоем. «Может, это место настолько похоже на его родную деревню, что он начал рассуждать как консервативный мусульманин и уподобился строгим ревнителям ислама, которые живут там?» – гадала Зеруниза.
До того, как муж попал в больницу, агент приезжал к ним несколько раз, чтобы обсудить график платежей. Во время его визитов она покрывала голову, смиренно подавала чай и уходила в дальний угол комнаты, так же, как делала всегда ее мать в Пакистане. Родители предполагали, что вся взрослая жизнь дочери пройдет так: она будет тихо сидеть дома, скрытая от глаз любых мужчин, кроме членов семьи. Но когда ее выдали замуж в Уттар-Прадеш, ей почти сразу пришлось начать работать на плантации сахарного тростника и трудиться там по вечерам бок о бок с мужчинами. Зеруниза тогда непрестанно молилась о том, чтобы приступы туберкулеза перестали мучить ее мужа. Она предпочла бы сидеть дома и соблюдать пурда.
– Я тогда не решалась слово сказать чужому человеку, боялась всего на свете, – рассказывала она детям.
Ей казалось вполне закономерным и правильным, что вступать в контакты с внешним миром, действуя от ее имени, должен только мужчина.
Но после того, как родилась Кекашан, госпожа Хусейн перестала молиться о возвращении к соблюдению традиций. Она поняла, что не надо обременять Аллаха несколькими просьбами одновременно. Теперь молодая мать молилась только о здоровье дочери, а потом и Абдула, который появился на свет на куче мусора возле гостиницы «Интерконтиненталь». К тому времени Карам перевез семью в Мумбаи в надежде на то, что здесь удастся найти труд полегче, чем на плантациях. Ничего, кроме работы мусорщика, ему отыскать не удалось. Пришлось взять в аренду тачку, на которой он перевозил отходы на переработку.
Абдул и в младенчестве был хмурым и нелюдимым. Он то брал грудь, то отказывался от нее. Но ему удалось выжить в отличие от мальчика, который родился вслед за ним. Потом появился толстенький и хорошенький Мирчи, а за ним – еще шестеро вполне здоровых детей. Зеруниза не уставала радоваться тому, что дети были крепкими, в нее, а не в недужного отца. Все кроме Абдула были даже вполне нормального роста.
Наступит день, когда кто-то из младших мальчишек проявит ум и смекалку и сможет выполнять за мать ее обязанности – торговаться с мусорщиками и ворами, вести переговоры с полицией. Тогда она с удовольствием будет спокойно заниматься одним лишь домашним хозяйством. Другой вопрос, хочет ли она в полной мере вернуться к соблюдению пурда? Только сейчас Зеруниза догадалась, что это, вероятно, потребуется от нее после переезда в Васаи. Не исключено, что там муж будет обращаться с ней более высокомерно. Он и сейчас иногда вел себя именно так. Это раздражало ее и заставляло переходить в наступление:
– Ты считаешь, что ты герой, а я никто, только потому, что я не умею читать и писать? – возмутилась она недавно во время разговора с ним. – Думаешь, я так и осталась бы в утробе матери, если бы ты меня не вытащил оттуда? Если хочешь, можешь продолжать строить из себя большого начальника, но помни, что всеми делами нашей семьи управляю все-таки я.
В Аннавади почти не было настоящих консервативных мусульман, так что Зеруниза вполне могла позволить себе спустить собак на мужа. Вольность нравов позволяла ей также подрабатывать, чтобы кормить семью. От такой свободы будет трудно отказаться.
– Тебе кажется, что ты уже переехал в Васаи, – сказала она Караму, накладывая ему рагу скупыми и точными движениями, характерными для людей, привыкших жить в тесноте. – Можешь собирать вещи и отправляться туда. Или иммигрируй в Саудовскую Аравию – может, там тебе обеспечат безбедное и беззаботное существование. Но здесь, в этом доме, кроме тебя обитают твои жена и дети, о которых нужно думать. Ты же сам стыдился нашей нищеты, когда к нам приходил имам.
