Георгий Ушаков - Остров метелей
Произнося этот монолог, Аналько крошил «товары» и разбрасывал их вокруг себя.
«Туг'ныг'ак'» принимает все — продукты, вещи, но всему предпочитает «кывик'». Это блюдо приготовляется из толстой кишки оленя, нафаршированной кусочками оленьего жира. «Кывик'» хранится в яранге, и «туг'ныг'ак'а» угощают им, желая загладить вину или считая, что пора обновить с ним приятельские отношения. Оленей для «кывик'а» у нас на острове не было, но на складе хранились сосиски, по мнению эскимосов, успешно заменявшие излюбленное лакомство черта. Само собой разумеется, Аналько о них не забыл.
Я уже упоминал о том, что, по убеждениям эскимосов, «туг'ныг'ак'» мешает охоте и насылает непогоду. Но, кроме того, он похищает у человека его «тень», отчего эскимос начинает болеть. Чаще всего «тень» попадает в руки черта при сильном испуге. Поэтому эскимос, едва оправившись после какого-нибудь потрясения (например, провалившись под лед и счастливо избегнув опасности), спешит ублажить черта: бросает в воду буры и упрашивает злого духа вернуть «тень».
После смерти, по поверию эскимосов, «тени» (а у каждого человека их пять!) отделяются от него, умирают по одной каждый год и по истечении времени становятся злыми духами. Таким образом, мир населен легионами злых духов и вся жизнь эскимоса проходит в том, что он ублажает их, хотя иногда прибегает и к другому методу — отпугиванию. Для этого он либо выливает около яранги остатки перегоревшего в светильнике жира, либо громко бьет в «пок» (надутая нерпичья шкура).
Однажды, ночуя в бухте Сомнительной, я был разбужен громкими криками, сопровождавшимися глухими ударами. Не понимая, в чем дело, я выскочил из яранги. Как выяснилось, мой сосед, Паля, уже собравшийся ложиться спать, услышал лай собак и, думая, что пришел медведь, вышел из яранги, захватив винчестер. Но медведя не было. «Наверно, поблизости бродил «туг'ныг'ак'», — подумал Паля и начал громко кричать и бить в пок. Собаки скоро замолчали. «Испугался туг'ныг'ак'», — решил Паля и успокоился.
При всем этом эскимосы относятся к подобным вещам с несомненным чувством юмора. Аналько, например, в тот же день за ужином рассказывал нам со смехом, что остатками сосисок, которыми «кормил» черта, он потчевал и Етуи.
Глава XI
Встреча с медведями. — Серпантин в небе. — Переселение «а северную сторону. — «Праздник» Нноко. — Арифметика эскимосов. — Весна. — «Шибко хитрая нерпа». — Туман. — Гости с Большой земли. — _ Друг или враг!
Наутро я попрощался с переселенцами и вместе с Етуи выехал на юг. Шесть собак мы на всякий случай оставили Аналько и Нноко, а остальных впрягли в свои нарты. У меня оказалось шестнадцать собак, у Етуи — семнадцать. Но едем мы ничуть не быстрее, чем ехали сюда: чужие собаки плохо слушаются и не работают. День теплый, время от времени мы весело перекидываемся словами. Уже к полудню подъезжаем к горам и вдруг впереди, километрах в двух от нас, замечаем на снегу какие-то темноватые пятна. По всей вероятности, это просто грязный снег. Но чем ближе мы подъезжаем, тем подозрительнее кажутся нам эти пятна. Вооружаюсь биноклем. Медведь! Всматриваюсь и замечаюрядом с ним еще трех медвежат. Выстрел в воздух — и собаки понеслись.
Медведица бросилась было к горам, но медвежата не поспевали за матерью, и она вернулась. Возможно, малыши не сознавали опасности, а медведица несколько раз то бросалась вперед, то снова возвращалась к ним. Она часто становилась на задние лапы и смотрела в нашу сторону. В километре от медведей собаки вылетели на медвежий след. Началась свалка. Тридцать три собаки спутались в плотный клубок и, стремясь освободиться, затеяли драку. Лай, визг, вой, наши крики — все смешалось. Только минут через десять удалось растащить собак. Наконец, Черт и Фрам рванулись вперед. Моя упряжка понеслась. Я был уже на верный выстрел от медведя, но остановить собак не мог. Что же, спрыгну с нарты у самого медведя, решил я, только бы успеть выстрелить раньше, чем он искалечит собак. Медведица поняла, что нечего искать спасения в бегстве, и бросилась навстречу. Собаки точно взбесились. В тридцати шагах я соскочил на снег и едва успел прицелиться, как одна из собак уже взлетела вверх. Выстрел оказался удачным, медведица рухнула наземь. Пуля прошла сквозь череп.
А мой Кудлан уже душил одного из медвежат. Я бросился отбивать малыша. На второго налетела упряжка Етуи. С трудом удалось отбить у рассвирепевших собак обоих медвежат. Но второго они уже так потрепали, что пришлось его пристрелить. Третий медвежонок, самый большой, убежал и с ревом "кружил поодаль, пока мы свежевали самку.
Перевал проехали без приключений, если не считать то. го, что пришлось повозиться с маленьким пленником, сидевшим на моей нарте.
В колонию вернулись к полуночи и всех перебудили. Каждому хотелось взглянуть на наши трофеи. Мы с Етуи чувствовали себя героями дня.
Медвежонок спокойно проспал всю ночь, но утром, как только шкуру убитой самки втащили для чистки в помещение, поднял ужасный рев. Успокоился он только после того, как улегся на шкуру. К обеду у несчастного малыша вспухла глотка — видимо, Кудлан вчера изрядно-таки его потрепал. Я пытался лечить медвежонка компрессами, но они не помогали.
Только сутки прожил у нас медвежонок. Когда он погиб, с него сняли шкурку, и выяснилось, что он был серьезно ранен: повсюду виднелись следы зубов и кровоподтеки, Конечно, нечего было и надеяться спасти его.
Вчера, когда мы подъезжали к горе Поворотной, солнце уже стояло над пиком Берри. С юго-востока тянулась полоса редкого тумана. В 5 часов километрах в двух от нас над фиолетовым пиком вырос резкий высокий световой столб. Почти целый час мы любовались им, потом солнце спряталось за горы, и столб исчез.
Около 9 часов вечера на востоке загорелось полярное сияние. Сначала возник бледный желтый луч, но скоро исчез. Затем на бледно-синем небе появился яркий кружок, словно кто-то, размахнувшись, с силой бросил в небо кружок серпантина. Развертываясь и оставляя за собой ярко-желтую ленту он в один миг достиг зенита, остановился, как бы любуясь произведенным эффектом, полетел дальше и скоро весь развернулся.
Больше получаса лента трепетала на небе, потом начала бледнеть и разделилась На пять частей, напоминающих легкие облака. Два облачка быстро исчезли. А оставшиеся вспыхнули новым огнем. Казалось, за каждым спрятано по солнцу, и лучи, пробивая их толщу, вырываются и разворачиваются бледными фосфоресцирующими веерами. Облачка загорелись ярче, соединились и снова вытянулись в ленту. С востока поднялось еще несколько ярко-желтых лучей. Часа через полтора сияние начало постепенно терять силу и скоро потухло.
