Жюль Верн - Найденыш с погибшей «Цинтии»
Тем временем работы по снаряжению «Аляски» шли полным ходом: готовились запасы продовольствия, шилась теплая одежда, подбирался экипаж из лучших матросов, привычных к холоду и не раз ходивших на рыбную ловлю к берегам Исландии или Гренландии. На должность капитана «Аляски» комитет пригласил лейтенанта Марсиласа, офицера шведского флота, служившего в одной из мореходных компаний, которому часто приходилось совершать рейсы в арктических широтах. Первым помощником капитана в звании старшего офицера был назначен Эрик Герсебом. Тем самым комитет оценил его энергичную деятельность при подготовке экспедиции и принял во внимание недавно полученный диплом капитана дальнего плавания. Младшими офицерами на судне стали испытанные моряки Бозевиц и Кьеллкист.
Прежде всего организаторы позаботились об установке калорифера, который будет поддерживать ровную температуру в жилых помещениях, затем подняли на верхушку грот-мачты[53] портативную обсерваторию под названием «воронье гнездо», чтобы в районе плавучих льдов она предупреждала о появлении айсбергов. По предложению Эрика ее снабдили мощным электрическим прожектором, который получал питание от пароходного двигателя. Прожектор предназначался для того, чтобы освещать путь «Аляске» по ночам. На борт были погружены семь лодок, в том числе два китобойных бота и паровой катер, шесть саней, лыжи для каждого участника экспедиции, а также четыре пушки Гатлинга, тридцать магазинных винтовок и боевые припасы.
«Аляске» следовало еще запастись взрывчатыми веществами, чтобы в случае необходимости можно было прокладывать путь через льды, и значительным количеством средств для профилактики и лечения цинги — болезни, которой не удалось избежать еще ни одному путешественнику по Крайнему Северу.
Все эти приготовления подходили к концу, когда из Нороэ прибыли господин Герсебом и его сын Отто вместе с большим псом Клаасом и попросили оказать им честь, зачислив рядовыми матросами на «Аляску». Из письма Эрика они узнали, какая глубокая заинтересованность привлекла его к этому путешествию, и они хотели разделить с ним все опасности. Старый рыбак заявил, что он может быть полезен как знаток прибрежной полосы Гренландии, а пес Клаас — в качестве вожака собачьей упряжки при передвижении на санях. Что касается Отто, то он мог только сослаться на свою геркулесову силу и безграничную преданность. Благодаря поддержке доктора и Бредежора всех троих приняли на корабль.
К началу февраля 1879 года сборы были закончены. «Аляска» имела в запасе целых пять месяцев, чтобы к концу июня подойти к Берингову проливу, как раз ко времени, наиболее благоприятному для перехода через это узкое водное пространство. Экспедиции предстояло плыть кратчайшим путем, то есть через Средиземное море, Суэцкий канал, Индийский океан и Китайские моря[54], заходя поочередно для погрузки угля в порты — Гибралтар, Аден, Коломбо, Сингапур, Гонконг, Иокогаму и Петропавловск-на-Камчатке. Со всех этих стоянок «Аляска» будет телеграфировать в Стокгольм. Условились, что если во время очередного перехода поступит известие с «Веги», то «Аляске» о том незамедлительно сообщат по месту предстоящей стоянки.
Но возникло одно непредвиденное осложнение, которое могло задержать отъезд. Судно так хорошо и тщательно было подготовлено к рейсу, что почти все собранные средства оказались исчерпанными и могло не хватить денег для самой экспедиции. Ведь предстояли значительные траты на покупку угля, неизбежны и другие расходы. Пришлось провести дополнительную подписку для сбора недостающих средств. Подписку объявили второго февраля, а несколькими днями позже в учредительный комитет пришли одновременно два заказных письма, немало взволновавшие его членов.
Первое было от лауреата Ботанического общества господина Маляриуса из Нороэ. В конверте оказался билет в сто крон и просьба учителя принять его на «Аляску» в качестве естествоиспытателя. Во втором — получатели нашли чек на двадцать пять тысяч крон и лаконичную записку: «Аляске» от Тюдора Броуна с условием, что он будет ее пассажиром».
Глава XII
НЕОЖИДАННЫЕ ПАССАЖИРЫ
Просьбу Маляриуса единодушно одобрили, и достойный педагог, чья научная репутация была хорошо известна в Стокгольме, получил должность естествоиспытателя в составе экспедиции. Но условие, выдвинутое Тюдором Броуном, разумеется, доктор Швариенкрона и Бредежор сразу решили отвергнуть, но, когда друзья попытались мотивировать свой отказ, они поняли, что это не так-то просто. И в самом деле, какую вескую причину можно выставить перед учредительным комитетом, чтобы потребовать отклонения столь солидного взноса?
Да, хозяин «Альбатроса», на котором плавал Патрик О'Доноган, принес доктору Швариенкроне свидетельство о смерти своего матроса, а теперь оказалось, что Патрик О'Доноган жив. Но где же тут доказательство злого умысла? Вот о чем справедливо спросит комитет, прежде чем захочет отказаться от суммы, которая может избавить экспедицию от многих затруднений. Тюдору Броуну ничего не стоит доказать комитету, что он не держал и не держит никакой задней мысли, что, кстати, как раз подтверждал его последний поступок. В конце концов, может быть, его самого заинтересовал рассказ врача с «Веги», опубликованный в газете? Если же у англичанина что-то недоброе на уме, то не лучше ли будет не упускать его из виду? Вот почему доктор и Бредежор решили не препятствовать появлению Тюдора Броуна на борту «Аляски». Постепенно их самих охватило желание поближе познакомиться с этим странным субъектом и узнать, для чего ему понадобилось присоединиться к экспедиции. А как это сделать иначе, если не взять его на борт в качестве пассажира?
Маршрут «Аляски», по крайней мере на первом этапе, казался весьма привлекательным. Поэтому доктор Швариенкрона, большой любитель путешествий, попросил разрешения сопровождать экспедицию хотя бы до Южно-Китайского моря, возместив комитету стоимость проезда. Его пример оказался заразительным для Бредежора, давно уже мечтавшего о поездке в края незаходящего солнца. И он в свою очередь попросил предоставить ему каюту на тех же условиях. Никто в Стокгольме не сомневался, что и профессор Гохштедт не отстанет от них — и для удовлетворения своей научной любознательности, и из желания не расставаться с друзьями. Но стокгольмцы ошиблись. Профессор, соблазненный перспективами путешествия, так тщательно взвешивал все «за» и «против», что никак не мог прийти к определенному решению. В конце концов он положился на орлянку, и судьба повелела ему остаться на месте.
